Булавин (1-2)

  Такое внимание к своей персоне очень смущало царевича, а улыбки и похвалы от тех, кто еще вчера смотрел на него как на вошь, вводили его в легкий ступор. И пришлось бы ему очень трудно в этой ситуации, но где-то неподалеку всегда находился, направляющий его на путь истинный, грозный князь Ромодановский. И чувствуя за своей спиной такую серьезную поддержку, Алексей Петрович не распускался, и в общении с чиновниками и военными был очень строг, деловит и сдержан.

   "Осторожность и еще раз осторожность", - постоянно нашептывал ему Федор Юрьевич. Царевич понимал правильность княжеских слов, и потому, все дни, что Алексей находился в Коломенском дворце, он был немногословен, расточал грустные улыбки, и не бросался словами, которые потом можно было переврать и использовать против него. И надо сказать сразу, что провокации имели место быть, так как помимо соболезнований, мимоходом, царевичу задавались очень не простые вопросы.

  Например, такой. "Ваше Высочество, а когда вы станете царем, то сразу вернете свою матушку в Москву или уже после того, как коронуетесь?"

  Или другой. "Князь Меншиков, подлый холоп и ворюга, зарвался, и не считаете ли вы, что его пора приструнить?"

  Что тут можно было сказать? Ничего. Оставалось только улыбаться, и посматривать на дьяка Мухортова, который всегда стоял рядом с Алексеем и запоминал особо говорливых представителей высшего света.

   "Гады! Сволочи! - Глядя на расшитые богатыми узорами мундиры, золотые кресты на сутанах и раскормленные морды, думал Алексей. - Ничего, вот поправится здоровье батюшки, он вас всех в бараний рог скрутит. Дайте только срок".

  И так с того момента, как Алексей узнал о тяжкой болезни своего отца, прошло шесть дней, и в каждый из них его навещали важные гости. Царевич по-прежнему был ко всем нейтрален, слушал наставления Ромодановского, ждал того момента, когда всколыхнется Москва и, наконец, дождался. Неизвестные люди распространили слух, что царь Петр уже умер. И московская чернь, собравшись огромной толпой, направилась в Коломенское, искать у нового царя справедливости и защиты от произвола чиновников. Об этом Алексей узнал заранее, от гонца, посланного к нему Ромодановским, часа за полтора до подхода первых горожан. Его гости про это тоже вскоре услышали, у каждого из них были верные холопы и, быстро распрощавшись, они покинули древний дворец царской семьи.

  Наследник престола остался один. К нему шла огромная толпа народа, не менее пятнадцати тысяч человек, а при нем были только сорок солдат-семеновцев, слуги и люди Ромодановского. Бежать нельзя, войска вызывать поздно, да и не подчиняются они ему, помощи ждать неоткуда, и единственное, что царевич мог сделать, это приготовиться к встрече с москвичами.

  Алексей одел парадный мундир, перекинул через впалую грудь атласную орденскую ленту, расчесал волосы, прицепил на пояс шпагу, оглядел себя в старинное венецианское зеркало, и одним махом, для бодрости духа, выпил бокал крепкого вина. Захотелось еще, но дьяк Мухортов как всегда находился рядом, наклонился к нему и попросил, как приказал:

  - Прошу вас больше не пить, царевич, одного бокала хватит.

  - Хорошо, больше не буду, - согласился Алексей и спросил дьяка: - Где просители?

  - Первые уже во двор дворца входят.

  - Надо идти?

  - Не сейчас. Пусть еще минут десять пройдет, большая толпа соберется, тогда и выйдете.

  Алексей кивнул подбородком, откинулся на спинку вычурного резного кресла, в котором любил отдыхать еще его дедушка царь Алексей Михайлович Романов, и задумался о своей жизни и судьбе.

  Как только родился, царевич стал объектом интриг, и с самого раннего детства от него постоянно чего-то требовали. Будь достоин своего отца! Помни, что ты защитник православия! Бойся Бога! Учись! Живи в строгости! Покайся во грехах! Каждый чего-то хотел от Алексея, а он мечтал только об одном, о том, чтобы его оставили в покое и позволили жить самой обычной жизнью.