Старик задумчиво за мной наблюдает, пока я запихиваю в свое измажденное тело доллара на четыре свинины, бобов и бисквитов.
— Надеюсь, мои питомцы вас не испугали, — наконец извиняющимся тоном произносит он и расчесывает пальцами бакенбарды.
— Атнюдь нет, — вежливо отвечаю я. — У меня они тоже несколько раз бывали. Неприятно, но не страшно. Ежели будете просыхать постепенно, скажем, для начала урежете полпинты в день, а там и строже — удивитесь, как быстро вы от них избавитесь.
Он отмахивается от моих доброжелательных предложений нетерпеливым махом руки, наклоняется и поднимает с пола длинную голубую змею с зелеными крыльями и тремя парами ног.
— Видите вот это? — спрашивает.
— Вижу, — отвечаю. — А еще в первый раз вижу, чтобы делири триминс оказался заразным.
— Пощупайте, — говорит он. — Не бойтесь. Тут я ухмыляюсь.
— Я знаю, — говорю, — и очень хорошо знаю, что ничего там нет. Я сносил три пары сапог и дважды вывихнул плечо, покуда не убедился в этой простой истине.
— А вы, — говорит, — попробуйте, — и тычет в меня свою змеюку.
Я смело протягиваю руку и жду, что она пройдет прямо сквозь змею и ударится о стол. Только вот она не проходит. И тут я так заорал, что Геенна бросился под стол, задел мой стул и растянулся на спине.
— Полегче, — говорит старик. — Они не опасны.
— Ну да! — говорю я ему не очень-то вежливо. — Это-то мне известно. Обман доверия, вот что мне не по душе.
А сам отступаю шага на три, готовясь спастись бегством.
— Садитесь же, отведайте пирога с черносливом, — говорит он.
В той сетуации, надобно сказать, я бы за кусок пирога, с черносливом или без, с радостью уселся бы посреди стада грифонов и горгулий. Сажусь. И старик, отрезав мне ломоть сочной жратвы, упомянутой выше, опять садится напротив.
— Я, — говорит он внушительно, отпускает змею и вынимает из кармана жилетки саздание, похожее на мекроба оспы, увеличенного в мильон раз, — я Вертиго Смит.
— Неудивительно, — говорю. — Имя наследственное или блогоприобретенное?
— Им наделили меня родители, — отвечает он, — люди добропорядочные, но к несчастью неграмотные. Они вычитали это слово в альманахе, решили, что оно красиво звучит, и дали мне такое имя.
Он продолжает:
— Я, — говорит, — второй Бербанк. Точнее, Бербанк — это второй я. Он занимается лишенными чувств и разума предметами, вроде цветов, деревьев, фруктов и поленьев, и прочими бесплодными и жалкими блогоглупостями, я же посвящаю свои неустанные усилия и безграничный гений животному царству. Они, — тут он беззаботно машет рукой на змею и мекроба оспы, — представляют собой некоторые мои иксперименты. Это, — продолжает он и ласково поглаживает мекроба, — есть результат смешивания крови скорпиона с кровью таракана, и нового смешивания этой комбенации с тарантулом, а через некоторое время я намериваюсь наделить это чудное маленькое создание нюхом и плотью гончей, и наконец моего культевированого носорога, а затем льва, тигра, леопарда, гризли, гремучей змеи, ядозуба и пантеры.
— Хорошенький у вас выйдет питомец, когда вы закончите, — замечаю я. — Самое то на замену комнатным собачкам.
Он игнарирует мое неуместное остроумие.
— То будет великий вклад в зоологию, — заявляет он.
— И большая потеря для антрупологии, — добавляю я.
— Кроме того, из него получится отличный сторожевой пес, — говорит он.
— Тут вы правы, — отвечаю я. — Вор сразу наложит в штаны, не сомневайтесь.
— В числе других моих любопытных икспериментов, — продолжает он, — имеется гебрид кота и мыши. Но успехом данный иксперимент не увинчался: прежде чем животное достаточно развилось, чтобы понять, чем именно является, оно успело загнать себя до смерти.
— У меня имеется также, — продолжает он, — гебрид лошади и страуса, что дает максимум скорости при минемуме веса. Я нашел, что продажа перьев вполне обеспечивает содержание скакуна и потому оставил новую ботарейку Эдисона, каковую он разрабатывает уже сто лет, далеко позади. А скрещивая шотландского сеттера, корову и жирафа, я получил кроткое, разумное животное, дающее молоко; оно умеет выполнять простые команды, например приносить перчатки или закрывать дверь и, конечно же, окажется очень полезным в сезон сбора вишен.
— Ежели бы вы сумели как-то соединить курицу и метелку для яиц, — предлагаю я, потому как голова у меня идет кругом от всех его искпериментов, — и подвесили зверюге на шею добрую бутыль, достаточно будет свистнуть, и она прибежит со стаканом гоголь-моголя с ромом, как только вам захочется выпить!
Он не обращает на меня внимания.
— В настоящее время, — говорит, — меня интересуют паразиты. Паразит — это зоологическая протевоположность. Коты — паразиты мышей. Собаки — паразиты кошек.
— Понимаю! — восклецаю я. — Пьяницы — паразиты виски, а банковский крах — паразит денег.