Бухта Анфиса

Он встал, зажег лампу на столе и задумался над листом чистой бумаги. Он только посмотрел на иглу дикобраза, не надеясь даже, что в его голове может возникнуть что-нибудь достойное увековечения. Часы в столовой пробили двенадцать. Удары были мягкие, задушевные, домашние, как будто кто-то большой и доброжелательный потрепал его светлые волосы, и это было последнее, что пришло ему в голову. После последнего удара он уснул, положив руки на чистый лист бумаги и голову на руки.

6

И Нонна крепко спала в своем старом доме на тихой улице тихого городка. Никакие сомнения, ничего похожего на угрызения совести не беспокоили ее. Все ее поступки были продуманы, четки и направлены к совершенно определенной цели, как и ее любовь к Артему. Она тоже была продумана и направлена к определенной цели.

Она всегда все знала: свой предмет, что от нее хотят и, главное, чего хочет она сама. Этому хотению она подчиняла все остальное. И Артема она полюбила только для себя и только потому, что хотела его любить и хотела, конечно, чтобы и он ее любил. И только ее одну. Ей нравились его глаза, его улыбка и его стеснительность, за которыми угадывались мягкий, уступчивый характер и, кажется, жесткая принципиальность.

Пока что она не вполне была уверена в его чувствах и надеялась только на порядочность, которая не позволит ему так просто уйти от нее. Если, конечно, она не будет дурой и привяжет его к себе, и не только одними поцелуями.

Нет, дурой она не будет. Ей нужен хороший, верный муж, твердый камушек под ногами.

Все было рассчитано и продумано: она станет женой литератора и поэта. А может быть, он, подчиняясь воле отца, пойдет в науку, станет преподавателем, защитит кандидатскую, а там, смотришь, и докторскую. Но, может быть, хватит в семье и одного ученого? Даже еще лучше: неученый муж, и к тому же не очень загруженный работой, всегда будет в зависимости от ученой, очень занятой и много зарабатывающей жены. В общем, пусть все будет так, как хочет его отец. Ему-то перечить она никогда не станет, ведь только от него и зависит ее благополучие и ее карьера. И еще долго будет зависеть. Имя профессора Ширяева нужно поднимать, шлифовать до невиданного блеска, стирать с него пыль и оберегать от плесени до тех пор, пока ее собственное имя не утвердится в ученом мире. А это будет, уж она постарается!

Только не надо торопить события — это она сразу поняла. Не такой человек Артем, чтобы безотчетно кинуться в ее объятья. Да и его родные этого ему не позволят. Придется тянуть канитель, потому что поспешностью можно все испортить. Надо дать им время, не слишком, конечно, много, но достаточно для того, чтобы они поняли, что лучшего им и желать нечего.

Жаль, что нельзя действовать прямо, Артем этого не поймет и, пожалуй, еще испугается. Он должен очень поверить в ее любовь, прежде чем догадается о своей любви, которой, по правде, пока что она не замечала. Чувственность? Ну, к этому он совсем не готов. Как его ошеломил ее первый поцелуй! Неужели он никогда еще не целовался с девчонками? Добродетель, перерастающая в уродство. Ходячий монастырь. Верно, потом выяснилось, что поцелуи были, но они не оставили у него никаких воспоминаний. Дуры же были эти девчонки! Ее-то поцелуи он никогда не позабудет, если даже она ничего и не добьется. Ну уж этого Нонна не допустит! Она никогда не упускала того, что ей еще не надоело и что досталось ценой упорных стараний.

Отца она не успела узнать — ей шел пятый год, когда началась война, и не исполнилось семи, как пришла похоронная. Запомнились ей только материнские рыдания, такие бурные, что все соседи приходили утешать и жалеть ее. Мать вообще была очень откровенна и в горе, и в радости, за что зять — муж ее старшей дочери — часто выговаривал ей:

— Нельзя, мамаша, жить столь откровенно и самоотверженно. Зачем людям играть на наших болячках?

Был он инвалидом, играл на баяне в Доме культуры и считался в семье самым образованным человеком. Может быть, так оно и было на самом деле: второй зять до войны работал трактористом, мать и обе старшухи — санитарками в госпитале. Поэтому он взял себе за правило учить их всех уму-разуму в свободное от работы время. А так как в те годы свободным временем располагали только он сам да его малолетняя свояченица, то он учил ее.

— Поскольку никаких особых талантов за тобой не замечается и богатых родственников нет, то надо самой пробивать карьеру. Отлично учиться и дружить с детьми начальников и ответственных работников.

Болтая ногами, Нонна спрашивала:

— А что это: карьера? Там песок добывают?

— Там все добывают, — солидно отвечал зять. — Карьера — это разумное устройство жизни. И ногами зря не болтай.