Бухта Анфиса

Так он думал и старался внушить себе до встречи с веселым беглецом Ленькой. Что-то в его мыслях изменилось, и так сразу, что он никак не мог сообразить, что же теперь ему сделать, как поступить. Самое простое решение — отвести Леньку в милицию — явилось уже тогда, когда подошел поезд и надо было срочно придумывать что-нибудь другое. На это ему было отпущено всего только около одной минуты, которую электричка пробегает до следующей городской остановки. Дальше пойдут пригородные станции, возвращаться с которых сложнее и, главное, дальше, что доставит лишние волнения всему детскому дому. Опять его мысли вернулись к тому центру, к которому за последнее время сбегаются все его размышления. Алла. Самая обыкновенная, красивая только своим здоровьем и молодостью девушка. Вот именно самая обыкновенная. Может быть, в этом все и дело? Если бы не Ленька, то скорей всего она бы и не привлекла к себе внимание Андрея Фомича, не разглядел бы он того самого главного, что так властно притянуло его к самой обыкновенной девушке. Ленька, вот этот самый золотой звонкий бубенчик! А что, если привести его домой? Пусть мама только посмотрит на него, послушает, как он звенит. Не совсем же горькая память о пропавшем сыне высушила ее сердце, осталось в нем еще что-нибудь, какие-нибудь живые ростки…

Бежал поезд, бежала минута, отпущенная на размышления. Одна только минута, так резко повернувшая всю жизнь Андрея Фомича, что он даже и не успел заметить этого поворота. А ведь все было решено им самим.

В это время Ленька стоял у окна, разглядывая бегущие мимо окон дома, сады, длинные заводские заборы, и не очень-то вслушивался, как за его спиной бригадир о чем-то договаривался со своими ребятами. Он так и сказал:

— Договорились?

— Не сомневайся. Все будет в ажуре.

— Как придете, сразу позвоните, чтобы не беспокоились, не кидались искать. Сам приведу. Так и скажите.

— Сказано — и лады…

Андрей Фомич взял Леньку за руку:

— Пошли, Бубенчик.

Поезд остановился, они сошли на перрон, и сейчас же вагоны замелькали мимо них.

— Куда мы идем? — спросил Ленька, еле поспевая за бригадиром.

И хотя он доверял своему спутнику и знал, что все должно окончиться хорошо, но на всякий случай прошептал:

— Камгэс…

4

И все было очень хорошо до тех пор, пока не стало совсем плохо.

Ленька шагал по краю давно не ремонтированного шоссе, держась за руку Андрея Фомича, и замирал от ожидания. Куда его ведут и зачем? Неужели исполнилось его желание и его берут в дети? Он дипломатично спросил:

— Это мы куда идем?

Не дождавшись ответа, он ничуть не обиделся. Кругом возникало так много всякого невиданного и занимательного, что заглядывать в будущее было просто незачем.

Он не стал переспрашивать, куда его ведут и зачем, потому что это и есть самое захватывающее, когда ты идешь по незнакомой дороге и когда впереди — неизвестность!..

Дорога, по которой идешь впервые, — самое удивительное зрелище. Ленька никогда не видел столько машин зараз. Он даже и не знал, что существует такое множество различных автобусов, грузовиков, легковушек. Они неслись навстречу друг другу, подпрыгивая на выбоинах и коротко огрызаясь пронзительными гудками.

Ленька только и успевал вертеть головой да задавать вопросы, на которые Андрей Фомич не успевал бы отвечать, если бы даже и захотел. Но Ленька не особенно нуждался в ответах и объяснениях. Как и всякий выросший в детском доме, он привык до всего доходить своим умом и сам отвечать на свои вопросы.

Андрей Фомич так был занят своими мыслями, что смысл Ленькиных вопросов не доходил до его сознания. Он слышал только звонкие выкрики, то вопросительные, то восторженные, и они мешали его мыслям не больше, чем разноголосый птичий перезвон.

Так бы они и добрались до дома, если бы над самыми головами не пролетел самолет и если бы он не опустился где-то совсем близко, вот за теми холмами. Тут уж Ленька совсем зашелся:

— Так что же мы не бежим туда?! Это вы там и живете? Где у него посадка? Такой здоровый, что я оглох. А вы? Как это он летает?

— Вот что, — строго сказал Андрей Фомич. — На все твои вопросы чтобы ответить, надо Малую советскую энциклопедию с собой таскать.

И сейчас же последовал вопрос:

— А это что: энкло… — Ленька рассмеялся: — Такое слово, что и во рту не умещается. Что это такое?

— Десять книг со всякими словами.

— А десять это что, мало?

— Для тебя не хватит, я думаю. Ну вот и пришли.

— Эх, какой дом смешной!

— Это барак.

— Барак? А я думал, гусеница. Такой длинный и тонкий. У нас на даче этих гусениц полно. Только почти все они зеленые. А это что: цветы или деревья?

— Это мальвы. Цветы. Очень хорошие.

— Красивые, — согласился Ленька, — до самой крыши. Это их насадили или сами выросли? А как же их нюхать? Это для великанов цветы?

— Вот что, — решительно сказал Андрей Фомич. — Пошли!

И протянул руку. Ленька с готовностью вложил свою горячую ладошку в эту большую надежно-жесткую ладонь.

— Пошли! — звонко выкрикнул он и решительно переступил невысокий порог. В прохладном тамбуре он все-таки прошептал на всякий случай: — Камгэс!..