Небольшой плот, рассчитанный на одного человека, мы привезли с собой в разобранном виде. В темноте тихо связали веревками составные части, спустили его на воду. Сперва медленно переправился одни человек, отталкиваясь шестом, потом натянули канат с мусингами, благодаря которому остальные перебрались быстро. Моросил дождик и ветер дул в нашу сторону, поэтому монастырские собаки учуяли нас слишком поздно, когда на противоположном берегу было уже несколько человек. Молодые, непуганые монахи прореагировали на лай тоже с запозданием.
Я с сыном Николаем заехал в монастырь через ворота, которые открыли мои люди. К тому времени в живых остался только настоятель. Он в белой рубахе с треугольным вырезом стоял на коленях и со связанными за спиной руками возле входа в левое крыло монастыря и что-то тихо бормотал, наверное, молился. Красные отблески от горящего факела бегали по его бледному лицу, придавая ему задорность.
Не слезая с коня, я произнес:
— Поздно молиться, когда грехов через край.
— Прости меня, сеньор, если навредил тебе чем-либо! Не со злости делал, по неведению! — взмолился настоятель монастыря.
— А не по приказу епископа Григория? — задал я вопрос.
— Да, да, это всё он! Я не мог противиться воле такого влиятельного человека! — сразу ухватился пленник.
— Значит, все-таки ведал, что творил, — сделал я вывод. — Придется заплатить за это.
— Завтра сюда приедет большой отряд из Тулузы для защиты от тебя. Они знают, что ты угрожал мне. Если убьешь меня, вас всех поймают и казнят, а если сохранишь жизнь, я скажу, что напали мавры, — пообещал он.
— Никто не приедет. Твоего гонца уже черви едят, — сообщил я и сказал сыну: — Он хотел разорить твои деревни. Убей его.
К убийству надо приучать с малолетства, когда не понимают цену своей и чужой жизни и потому не ведают жалости. Николаю предстоит жить в жестоком мире. Пусть научится без колебаний отстаивать себя и свое имущество.
— Из лука? — спросил сын.
Всех своих сыновей я научил стрелять из лука. Николай самый меткий из них.
— Нет, ножом, — ответил я. — Перережь ему горло, но в глаза не смотри.
Гунны считают, что душа, вылетая из тела, наводит через глаза порчу на убийцу. Убитый будет долго мстить, приходя во снах. Не знаю, так это или нет. Иногда мне снятся убитые, причем и те, кому не смотрел в глаза. На всякий случай придерживаюсь совета гуннов.
— Ага, — молвил пацан, слезая с коня.
Всё-таки палач должен быть опытным. Помню, как-то в одну из моих предыдущих эпох друзья приговоренного к смерти решили спасти его, захватили плача, идущего на работу. Приговор приводил в исполнение доброволец из зевак. Отрубил голову с одиннадцатого удара. Хотели, как лучше, а в итоге удружили. Настоятель монастыря мучился не так долго, но таки успел повизжать от боли. Залитый собственной кровью, он сидел у стены с повернутыми вверх ладонями, которые в свете факела казались слишком белыми.
— Выстрели в него из лука в грудь выше сердца, — приказал я сыну.
Лук у Николая берберский, добытый мной в прошлом году, меньше и не такой тугой, как гуннский, на который у пацана пока маловато силенок. С расстояния в три метра стрела запросто прошибла тело, застряла в каменной стене.
— Теперь сломай древко у наконечника, — сказал я. — Пусть подумают, что мавры не забрали стрелу потому, что сломанная и наконечник застрял в стене.
На рассвете, когда покидали монастырь, дождя уже не было. Мои воины везли награбленное имущество, в основном еду и вино, и вели на поводу двух бычков. За нашими спинами медленно разгорались подожженные строения, включая скрипторий. Мавры сжигают в монастырях всё, потому что считают рассадниками поганой веры. Перед отъездом из деревень я намекнул старостам, что оброк крестьяне могут выполнить, взяв нарезанные камни в любом месте. Уверен, что у них хватит сообразительности разобрать руины монастыря.
В сумке я вез пару рукописей, найденных в скриптории. Коротая там время до рассвета, обнаружил среди церковной галиматьи что-то типа компиляций дневников с байками, услышанными от других — нынешние варианты учебников истории. Если рукописи сохранятся, кое-кто скажет мне спасибо, потому что будет из чего наскрести на диссертацию и теплое местечко в университете.
73
Самая интересная охота — это охота на человека. Хищник сей коварен, агрессивен, силен и частенько хорошо защищен, как доспехами, так и охраной из себе подобных. Епископа Григория сопровождал отряд из двадцати одного букеллария: одиннадцать ехали впереди, десять — позади. Судя по лошадям и доспехам, не самые лучшие воины, а судя по месту службы, и не самые умные. Хотя, может быть, зарабатывают на приличное оснащение, чтобы потом наняться к Карлу Мартеллу. Мой отряд запросто справился бы с ними, но кто-нибудь обязательно удерет и сообщит, что нападали не мавры. Поэтому в засаде только я и мой сын Николай, и еще два конных воина ждут неподалеку, держа наших коней на поводу. Удирать ведь придется быстро.