Built. Неизвестные истории известных зданий

С тех пор мы строим все выше и выше, и теперь перед нами встает другая проблема: мы не умеем создавать лифты, которые проезжали бы больше 500 м, потому что стальные тросы, на которых они держатся, становятся слишком тяжелыми для эффективной работы оборудования. Это одна из причин, почему лифты часто не поднимаются на самый верх высоких башен. Нужно проехать несколько этажей, потом сесть на другой лифт и уже на нем подняться на самый верх. Но инженеры уже изучают пути решения этой задачи, используя различные материалы. Замена стали углеродным волокном, которое прочнее и при этом легче, кажется шагом вперед, но остаются сомнения в том, насколько углеволокно огнеупорно. Наши башни растут, и подобные инновации нам очень нужны.

Еще одна проблема сверхвысоких башен – колебания. В первой главе мы говорили о том, как мы контролируем движение зданий так, чтобы нас в них не укачивало. Но есть еще одна причина, по которой нам нужно контролировать колебания. Лифты ездят по прямым рельсам, и при движении башни лифт смещается, а рельсы гнутся. Небольшое сгибание не представляет проблемы: винты и застежки кабины лифта позволяют ей незначительно деформироваться, – но если они согнутся слишком сильно, то кабина застрянет и не сможет сдвинуться. Чем выше становятся здания, тем больше они двигаются и тем больше сдвигается кабина лифта. У этой проблемы есть решения, от модернизации самих лифтов до еще большего расслабления фиксаторов и до остановки лифтов в сильную грозу. Уверена, что в конце концов какой-нибудь Отис наших дней придумает свое оригинальное решение. И ему – или ей – придется это сделать, потому что лифт стал неотъемлемой частью нашей жизни. За каждые 72 часа на лифтах успевает проехать число людей, равное населению нашей планеты.

Я вспомнила об Элише Отисе, когда была в «Бурдж-Халифе» в Дубае, самом высоком здании в мире (829,8 м), потому что его компания установила лифты, которые как раз должны были отвезти меня на смотровую площадку на 124-м из 163 этажей. Это была гораздо более спокойная поездка, чем подъем по стене самой высокой башни в Западной Европе в подъемнике-клетке, несмотря на то что номер этажа на ЖК-дисплее менялся удивительно быстро, потому что поднимались мы со скоростью 36 км/ч. (Оригинальный подъемник Элиши Отиса в универмаге «И-Ви-Ховут и Ко» ехал со скоростью всего 0,7 км/ч.) Через минуту передо мной открылся невероятный вид. С одной стороны, там, где кончались дома, до горизонта простирался бесконечный песок. С другой стороны я увидела синее море, а вдалеке слева группу искусственно созданных островов в форме листа Палм-Джумейра. Взяв себя в руки и ощутив себя под защитой стекла, из которого было сделано все, от пола до потолка, я отважилась подойти ближе к краю и посмотреть вниз. Подо мной было несколько крошечных футуристических зданий, напоминающих с этой высоты фигурки на макете в научно-фантастическом кино. Я испытала шок, осознав, что эти здания внизу, вообще-то, выше большинства небоскребов Европы и даже США. Рядом с «Бурдж-Халифой» все остальное кажется каким-то карликовым, и это играет злую шутку с нашим восприятием пропорций.

«Бурдж-Халифа» в Дубае, на 2018 год самое высокое здание в мире, существование которого стало возможно отчасти благодаря развитию технологий лифтов

«Мегавысокие» небоскребы вроде «Бурдж-Халифы» стали реальностью благодаря человеку, который в детстве был веселым озорным мальчишкой, а родился в Дакке в Бангладеш в апреле 1929 года. Фазлур Хан не любил методы традиционного обучения: на его пытливые вопросы учителя отвечали сухостью, и в результате он не слишком серьезно воспринимал образование (даже несмотря на то, что его отец был учителем математики). К счастью, терпеливый и дальновидный отец понял, что сыну нужно более широкое образование, и решил поощрять его интеллектуальное любопытство, попутно прививая ему дисциплину. Он давал Фазлуру решать задачи, похожие на те, что были в школьной домашней работе, но заставляющие искать решения за рамками школьной программы. Кроме того, он предлагал Фазлуру решать одну и ту же задачу разными способами. Когда пришло время выбирать, что изучать в университете – физику или инженерию, – отец указал сыну на инженерию, потому что, по его словам, она требует дисциплины и ему всегда придется рано вставать на лекции. (На самом деле, насколько мне известно, физикам тоже приходится рано вставать на лекции.) В 1951 году Хан защитил диплом по гражданскому строительству в Университете Дакки с лучшими оценками на курсе, а в 1952 году поехал в США по стипендии Фулбрайта. За следующие три года он защитил две магистерские диссертации и получил докторскую степень, попутно изучив французский и немецкий языки.