Бугорландские Хроники

– Осталось дело за малым – все это переработать. Но это дело я не доверю ни кому. Лично сам все изучу, переработаю, в смысле – обработаю, и…

И тут на глаза Епископу попался большой зазубренный топор, воткнутый в старую дубовую колоду. Плаха эта, с воткнутым в нее топором издавна была неким своеобразным символом бугорландской тюрьмы. Символом и только. Голов на ней не рубили уже лет двести. Епископ всего этого не знал, а впрочем, если бы и знал, это вряд ли бы его остановило. Уж больно приглянулся епископу этот топор. Тем более что ему нужно было как-то материально компенсировать свое сидение в тюрьме. С большим трудом, отодрав топор от плахи, монах сильно размахнулся, и с первой же попытки закинул его на борт черепахи, в то время как владелец этого самого топора – Грифусс лежал себе под ракитой, не живой ни мертвый.

– Ну, вот и все, господа, заметил тем временем Епископ, удовлетворенно потирая руки. – С таким собранным материалом можно и… – Прощайте, господа, не поминайте лихом. Мы с вами неплохо повеселились, а это в наше время, не так уж и мало. После чего с трудом вскарабкавшись на черепаху, Епископ направил свое единственное в мире передвижное епископство в дальние районы Бугорландии, подальше от людских глаз.

Остальные же охотники тоже поспешили разъехаться по своим квартирам, пока деятельная Киса де Мура еще чего-нибудь не придумала для всеобщего веселья.

Книга четвертая

Виноваты все!

Глава 1. Неспокойное спокойствие.

4.1.1.

С тех памятных событий, что описываются в предыдущей главе нашего повествования, прошло довольно много времени, а от Епископа, между тем, не было ни слуху – ни духу. Он словно бы в воду канул вместе со своей черепахой. Остальные же участники этой истории места себе не находили в ожидании окончательного решения их вопроса.

Бугорландцы хоть теперь и не воевали с завоевателями, (из-за объявленного перемирия), но и признавать их тоже не спешили. Они их терпели, до поры до времени. Такое положение вещей крайне не нравилось царю Гороху, но ничего поделать с этим глава завоевателей не мог. У него попросту не хватало людей, для того, чтобы что-нибудь с этим поделать.

Виргеум переживал не в меньшей степени, чем Горох. Одно дело быть полновластным правителем в своем государстве, и совсем другое дело, когда в твоем государстве появляется какой-то выскочка и прохвост.

Начали понемногу тревожиться за дальнейший ход военных действий и бугорландские солдаты. Лето подходило к концу, и зимовать в палатках им явно не хотелось. Одно дело жить в палатке летом, когда солнце ярко светит над головой, и в листве деревьев весело щебечут птички. И совсем другое дело жить в палатке осенью или не дай бог зимой, когда и птичек-то ни каких нет и в помине, и только промозглый ветер сотрясает тонкие брезентовые стенки палатки. И хотя теоретически перемирие могло продлиться и до следующего лета, но бугорландские солдаты в это мало верили. Они хорошо знали своего короля и особенно королеву. Зимой в Бугорландии особо делать было нечего, и королевская чета запросто могла разорвать мирные отношения с Горохом чтобы решить все свои вопросы именно в зимний период. Солдатского мнения в таких случаях ни кто, конечно же, не спрашивал.

Епископ же, первой мыслью которого было как можно быстрее убраться из этого неспокойного королевства, тем временем передумал, и решил остаться в Бугорландии еще на какое-то время. С тем расчетом, чтобы урвать себе в этой неразберихе, еще чего- нибудь. Он старался лишь без особой надобности не попадаться на глаза царственным особам, которые запросто могли спросить с него результат порученной ему работы. Монах всё ни как ни мог принять чью либо сторону в этом вопросе, и, поэтому вынужден был скрываться ото всех в не очень густых бугорландских лесах. Выезжали они из лесу только для того, чтобы пополнить запасы еды, соли и спичек.

4.1.2.

Факс поначалу долго следил за священнослужителем, надеясь заснять на пленку момент принятия эпохального для всей страны решения. Бедняжка, сколько же ему пришлось вынести бед и невзгод ради этого. Черепаха ведь дорог не выбирала, и ломилась как слон сквозь колючие кусты и непролазные дебри. Да и питаться режиссеру приходилось лишь тем, что приносила ему в клюве его верная крылатая помощница. Несколько раз Факс, забываясь во сне, соскальзывал с хвоста черепахи, и падал в колючие заросли терновника. Трижды Вова стрелял в него, принимая за медведя, и один раз даже попал. Но все эти режиссерские мучения оказались напрасными, Епископ принимать свое эпохальное решение явно не торопился.

И тогда Факсу, как натуре яркой и творческой, вскоре надоело однообразие монашеской жизни, и он без всякого сожаления покинул скользкий черепаший хвост. Вместо себя вести наблюдение за Епископом режиссер оставил свою помощницу – ворону, строго – настрого наказав ей при этом не спускать с монаха глаз.