Когда с самой известной степенью убежденности настаиваешь даже на самых обыкновенных понятиях, их всегда принимают за какие-то необычные новшества. Что касается меня, милостивые государи, на мой взгляд, времена парадоксов и систем, лишенных реального основания, миновали настолько безвозвратно, что теперь было бы всякой глупостью впадать в какие-то несуразные причуды человеческого разума. Несомненно, что в великие эпохи вдохновения, человеческий ум был особенно обширен, возвышен и плодовит, в чем мы ниже обязательно убедимся на величайших примерах, которые служат самой верной гарантией против безрассудности отдельных мнений, бытующих в наше время, и если, размышляя о воспоминаниях человечества, мы пришли к некоторым оригинальным взглядам, как это может быть определено нынешними схоластами, рядящимися в тогу прогрессиста и называющими огульно великие словоизречения предрассудками, то это потому, что пора с нынешнего постамента времени определить к данном у предмету свое искреннее отношение, без шор и бытующего лицемерия, как это было сделано в прошлых веках, то есть познать идею во всем ее рациональном идеализме, в эмпирической реальности.
Означает ли это, что мы, засучив рукава, примемся за работу, оперируя лишь фактами, представленными нам обществом и природой? Что мы снесем скучных идолов в чулан и вооружившись лишь чистотой помыслов и жаждой истины, наивно подставим свое горячее сердце колючему змеиному жалу? Ответ на это слишком очевиден. Да и если бы в этой области желали мы достигнуть достоверности или прийти к положительному знанию с помощью одних только фактов, то кто же не понял бы, что их никогда не наберется достаточно? Часто одна черта, удачно проливает больше света и больше доказывает, чем целая хроника.
Именно часть из целого и целое в своем многообразии дает нам истинную картину. Именно конструктивно-эмпирический подход к затронутой теме, обусловливает адекватное восприятие ее понимания в постулатах корифеев титанической мысли, невзирая на имеющие место быть общественно-экономические формации, нравы и обычаи, установленные правовые и моральные нормы, кодексы чести, рыцарский долг и джентльменские соглашения. Именно взгляд из Сегодня и дает нам возможность не обращать внимание на кривую усмешку обывателя, пренебрегающего мудростью веков, всем своим поступающим ходом подтверждающих не прозрение, нет — понимание и стойкую убежденность философской мысли в своей правоте.
К тому же, разве не может быть ничего поразительнее того обстоятельства, что мыслители, несмотря на величайшее различие стран, эпох и религий, вполне согласны друг с другом, и эта солидарность сопровождается незыблемой уверенностью и сердечным доверием, с какими они раскрывают содержание своего внутреннего опыта. Между тем, они, по большей части, ничего не знают друг о друге, мало того, древнегреческие, индусские, христианские, магометанские философы во всем разнятся между собою, — но только не во внутреннем смысле и духе, касательно именно тех истин, о которых мы сейчас говорим. А если отрешиться от тех форм, которые обусловлены внешними обстоятельствами, и посмотреть в корень вещей, мы убедимся, что все они проповедуют одно и тоже, но только одни имеют возможность высказать свои мысли прямо, тогда как последние свои мысли вынуждены облекать в покровы существующей традиции и приспособлять к ней свои выражения, представляющие собой священные сосуды, в которых хранится и передается от столетия к столетию великая истина, осознанная и высказанная уже несколько тысячелетий назад и, быть может, существующая даже с тех пор, как существует человеческий род, — истина, которая, однако, сама по себе, для человеческой массы всегда остается книгой за семью печатями и сообщается ей только в меру ее сил. Но так как все, что не состоит сплошь из нетленного материала чистейшей истины, подвержено смерти, то всякий раз, как она, смерть, грозит подобному сосуду, вследствие его соприкосновения с чуждой ему эпохой, — необходимо как-нибудь спасать его священное содержание и переливать в другой сосуд, для того, чтобы оно сохранилось для человечества. Задачей же является хранить это содержание, тожественное с чистейшей истиной, для всех, всегда немногих, кто способен мыслить, — хранить его во всей чистоте и невозмутимости.
Итак, вот наше правило: будем размышлять о фактах, которые нам известны и постараемся держать в уме больше живых образов.
Обратимся же к тем крупным историческим личностям, о которых столько говорилось выше. Начнем с Моисея, самой гигантской и величавой из всех исторических фигур.