Мы со вчерашнего дня — Иван Иванович с Иваном Никифоровичем. Но это так. До вечера. Больше не выдерживаем. Если соседствуешь долго с человеком, то и ты его, и он тебя — назубок. Так что, такое непротивление должно случаться, иначе это ненормально. Поэтому у нас — нормально.
Он полежал-полежал, да уснул. А я потихонечку — цыган на цыпочках — подкрался и цыкнул. Цыкнул и тоже стал почитывать.
Листочки ветхие, копия надцатая, плохонькая, на восковке. Где порвано, где неразборчиво. Не иначе как из библиотеки Ивана Грозного.
ЕВА-НГЕЛИЕ ОТ ПРЯМОДУШНОГО
(Поучения неслухам неразумным)
О, злое изощренное оружие дьявола
и стрела, летящая с ядом!
Проще всего было бы свести разговор к единственной аксиоме, которой при всей ее однозначности никто не придает значения ей уготовленного, поскольку сия аксиома настолько затерлась в повседневном употреблении, что стала ветхой, как рубище монаха-отшельника, и воспринимается, в силу умаления ее, всего лишь как непреложный физиологический факт, утративший выразительность первоначального образа, и, к глубокому сожалению нашему, даже в малой степени не предполагает для большинства неразумного, заключенного в ней основополагающего закона существования, закона бытия, скажем умственно — закона буравчика (ибо всё впадает и выпадает только по каналам утвержденным, спиралям вселенским) и прямого указания к самому детальному и пристальному вниманию, игнорирование которого может привести к последствиям непредсказуемым.
Даже при простом лексическом и структурологическом анализе данного силлогизма, совершенно явственно, не вдаваясь в глобальные дебри собственного умосозерцания и умозаключения мыслящих индивидуумов всех времен и народов, к которым мы вынуждены будем прибегнуть ниже, определяется козьмапрутковский корень, которым выстилается прокрустово ложе феноменального явления Природы, обозначаемого как ЖЕНЩИНА.
Никто не обнимет необъятного, но загадка искривления мироздания проста, как всё великое: женщина — это
Стремление сие проистекает из совершенно или однозначно русского национального, опять же, феномена, которому стоит посвятить многотомный трактат, что в силу скудности нашей мы себе позволить не можем, а лишь заостряем доброжелательный глаз — феномена пустой болтовни, философствования, в самом плохом смысле этого слова, неуёмного умничанья, кухонного ничегонеделания и праздной лени, которая по меткому определению светоча русской литературы А.С.Пушкина, является подругой размышлений.
К месту нами будет упомянуто, что именно этот высокий полет мысли, парение в эмпиреях, не скажешь лучше — горний ангелов полет, присущ только представителям сильной половины миронаселяющих и недоступен противной стороне, которую если и постигает искра воображения, то разве в компании мужской, куда аспиды попадают по недоразумению или в силу слабостей человеческих перед орудием лукавого. «И пришли к Нему ученики и дивились, что с женщиной он беседует». Обратившись же к Мудростям Менандра премудрого, прочтем: «И у женщин бывают разумные поступки».
Женщина, бродя и пузырясь скудным содержимым серого вещества, может повергнуть в крайнее изумление, исходя при этом не из разрешения возбудившей массы проблемы, а хаотично натыкаясь в своих кладовых на уголок не из той оперы, в лихорадочных поисках хотя бы чего-нибудь, чтобы оправдать свое присутствие в глазах мужей достойных, а следуя законам застольной поэтики и будучи нелогичным, сравнение остается и будоражит человеков непонятным проявлением возможностей особи, ранее в этом не отличавшейся, до тех самых пор, пока они не осознают, что сие всего лишь проблеск мужского разума, некогда застрявшей в ее головке из подслушанных ли мужских бесед, телепередач ли, абы полученный из книжной премудрости, опять же, подчеркнем, созданной творением ума человеческого, но не женского.
Исключения здесь лишь подтверждают правило и при детальном рассмотрении бывают связаны с гермафродизмом или с вырождением мужского начала, обусловленным предрасположенностью плода к появлению на свет полноценным человеком, и лишь в силу непонятных метаморфоз природы, изменившим свой первоначальный импульс на противоположный, в критический, чаще всего, момент природных и общественных катаклизмов и поэтому отчасти сохранившийся.