Будущий мэр Бэйсвипа

Однажды летним вечером он повез семью на стареньком шевроле покататься за город. Незадолго перед тем прошел дождь, и водяные капли, похожие на стеклянные бусины, дрожали на листах деревьев в лиловом свете сумерек. Стемнело, в небе зажглись неяркие зеленоватые звезды. Кингслей был не в духе. Весь этот день он таскался по городу со списком жителей Бэйсвипа, задолжавших городским торговцам. Кингслей служил в то время сборщиком в инкассационном бюро Торговой палаты, которое занималось выколачиванием платежей по просроченным долговым обязательствам.

Рядом с Кингслеем сидела в машине его дочь Моника, а на заднем сиденье разместились жена и старшая дочь Элизабет.

Вначале Кингслей вел машину не спеша. Но на петлистом спуске к мосту через реку Черную он ускорил ход.

— Посмотри, какой туман... — тихо сказала Моника.

— Вовсе не туман, просто испарения от реки.

Голос у него был раздраженный. Он отвернулся от дочери, переключил мотор на большую скорость и... на полном ходу врезался в стоявший у моста грузовик.

Все, что он успел запомнить, был красный свет маленького хвостового фонаря... Предотвратить страшного удара он уже не мог.

Сестра милосердия спросила:

— Ну, как вы себя чувствуете сегодня?

Уна и Элизабет стояли у постели и плакали.

— Где Моника? — спросил Кингслей.

— Она не придет. Моника... — по их виду Кннгслей понял, что Моники нет, что она мертва, и удивился собственному безразличию: он не почувствовал ни боли, ни скорби.

Впрочем, иногда в последующие дни мысль о том, что именно он виноват в гибели дочери, доходила до его сознания. Но он тут же гнал эту мысль прочь. Не в характере Кингслея Бонда было заниматься самокопанием. Потерянного не воротить, что проку предаваться размышлениям о прошлом, на этом много не заработаешь! Важно решить, что делать дальше. И Кингслей Бонд принялся продумывать различные варианты иска, который он предъявит страховой компании за гибель дочери.

Наклевывалась прекрасная возможность. Только бы не упустить! В день, когда представитель страховой компании зашел в больницу для предварительной беседы с Бондом, тот разыграл бурную сцену.

— Уберите прочь с моих глаз этого человека! — неистовствовал Кингслей.

Больничные сестры испуганно решили, что больной впал в невменяемое состояние.

К тому времени, когда Бонд, слегка прихрамывая, вышел из больницы, у него уже было все продумано. В первый же вечер у себя дома он сказал жене и дочери:

— Нам поможет выиграть дело то, что закон требует установки световых сигналов вокруг машин, застрявших ночью на шоссе.

— Но ведь на этом грузовике горел сзади фонарь, — заметила Элизабет.

— Дорогая моя, на грузовике, от которого мы пострадали, не было никакого огня.

— Но мы с мамой ясно видели зажженный фонарь!

__ Нет, — он решительно покачал головой.

— Кингслей… — вмешалась жена.

— Ты сидела сзади, — сказал ей Бонд, не повышая голоса, — вы обе сидели сзади. Хорошенько запомните это.

— Ведь я собственными глазами видела на машине красный огонек!

— Нет, ты не видела! — Бонд стукнул кулаком по столу.

— Папа...

— Молчи! Вести разговор со страховой компанией буду я один. Если вас начнут расспрашивать, вы были на заднем сиденье, понятно? Вы ничего не видели, ничего не знаете, и точка...

— Ладно, пускай так. Я буду молчать, — резко сказала Элизабет, сверкнув на отца злыми глазами, — но как бы мне хотелось пойти и заявить, что на грузовике горел красный свет, пока мой отец не разбил фонарь!

— Ш-ш, детка, так с отцом не разговаривают, — взмолилась Уна, не отрывая взгляда от пустого теперь места за столом, где обычно сидела Моника, — мы должны быть дружными, это поможет нам перенести горе.

— Вот это верно, — обрадовался Кингслей.

Он потрепал Элизабет по плечу, улыбнулся обеим женщинам и заковылял к двери. Усевшись на ступеньке лестницы и мурлыча песенку, он принялся начищать до блеска свои изрядно потрепанные башмаки...

Сперва торг со страховой компанией носил довольно дружелюбный характер. Но по мере того, как переговоры затягивались, представители компании проявляли все большую нервозность. Заметив это, Бонд еще хладнокровнее стал на них нажимать.

— Ваше предложение не может быть принято всерьез, — говорил Бонд, держа сигару в руке, точно револьвер. — Нет, джентльмены, вы от меня так легко не откупитесь. Я назвал свою цифру, и вам придется на нее согласиться.

— Но это неслыханно! Такой суммы по иску этого рода наша компания никому не выплачивала!

Бонд повернулся и вышел. Нарочно задержавшись за дверью, он услыхал, как один из представителей страховой компании сказал другому:

— Такого напористого подлеца я еще никогда в своей жизни не встречал!

В этих злобных словах Бонд почувствовал нотки восхищения. И он пошел прочь, довольный собой...

Когда Кингслея Бонда пригласили наконец в страховую контору для вручения ему чека на двадцать тысяч долларов, на миг в его памяти всплыла Моника, и он подумал: «Дорого же ей обошелся этот чек».