На финские позиции мы попали в 15-55, кинув пару гранат, ввалились во вражеский окоп. Затем, как было уже не первый раз, бросились по нему вправо, по пути уничтожая попадающихся на пути финнов. Двигались тоже обычным нашим порядком, впереди я, за мной Шерхан, замыкал эту змейку Иванов. На его совести лежало и прикрытие нас с тыла. Финны, так и не наученные ничему нашими ежедневными налётами, опять скапливались группками и заняты были только тем, что происходило наверху, вне окопа. Эти группки представляли собой отличные мишени для моего автомата. Очень редко приходилось пользоваться гранатами. Это случалось только тогда, когда до чухонцев, наконец, доходило, что происходит что-то не то, и они судорожно пытались организовать нам хоть какое-то сопротивление. А я во время этого движения по окопам противника, как и всегда, вгонял финнов в ступор - периодически громко выкрикивал финские слова.
Глава 19
Серьёзное сопротивление мы встретили только у опорного пункта, который находился невдалеке от специально созданного для его маскировки лесного завала. Пришлось там поработать в полную силу. У меня даже правая рука устала, метать трофейные гранаты. Но, наконец, во вражеском окопе всё успокоилось, и мы заняли этот опорный пункт. Добив раненых финнов, мы приостановили наш бег, так сказать, по лезвию бритвы. Все были целы, никто не ранен. Нашими трофеями стали: совершенно исправный пулемёт “Максим” и личное оружие девяти убитых финнов. Расположившись на пулемётной огневой позиции, мы решили хоть немного отдышаться и перекурить. Сигареты были, естественно, тоже трофейные. Переставив пулемёт, чтобы он смотрел дулом в сторону финского тыла, мы дружно задымили.
Минут через пять этого священнодействия, появился лейтенант Семёнов в сопровождении ещё трёх бойцов. Увидев меня, он спрыгнул в наш окоп, и я вблизи увидел его лицо. Мужик был явно не в себе, физиономия вся красная, глаза лихорадочно блестят, ноздри раздулись от возбуждения. Даже ничего не спрашивая, он громко, слегка заикаясь, произнёс:
- Черкасов, кажется, свершилось! Финны, видно, сдулись! Они панически бегут со своих позиций. Мои ребята их преследуют. Нужно не дать возможности им закрепиться. Уже сегодня мы можем выйти к основным укреплениям “линии Маннергейма”. Давай, вводи свою роту в прорыв. Да поспеши, а то не успеешь угнаться за моими ребятами. Все лавры достанутся моей роте. Ведь это мы первыми выйдем, из этого чёртова предполья. Ну ладно, старлей, я тебя предупредил, а теперь побегу догонять мои штурмовые группы. До встречи у стен укрепрайона!
Сказав это, Семёнов выпрыгнул из окопа. Встав в полный рост, он, напоследок, прокричал:
- Ура! Мы ломим, гнутся финны!
И, вприпрыжку, утопая по колено в снегу, побежал вслед, за всё больше удаляющимся звукам перестрелки.
- У-у-у, как молодой жеребец вслед за кобылой, - подумал я. Действительно, что ли, послать связного за ротой? А то можно и не успеть к раздаче сладких пирожков.
Но тут в моей голове будто прогремел приказ:
- Стоять! Ты что это задумал, парень? Давно кровавыми слезами не умывался? Ты куда это, поперёд батьки в пекло? Прежде, чем что-то делать, осмотрись, обнюхай все - салага.
Это был приказ моего подсознания. Опыт моего деда в действии. Внутри меня происходила страшная борьба между страстным желанием славы, боязнью упустить из своих рук, так тяжело доставшуюся моей роте, вполне заслуженную победу, и звериной осторожностью, смешанной с привычным чувством недоверчивости моего деда к всякого рода незапланированным действиям. Последнюю точку в этой внутренней борьбе поставили воспоминания о днях, проведённых в эскадроне. Наш преподаватель по тактике постоянно твердил:
- Ни в коем случае не спешите предпринимать какие-либо спонтанные действия, если даже победа кажется очевидной. Нужно обязательно сначала всё разведать, убедиться в том, что вас не заманивают в ловушку и лишь потом, дёргаться.
Я решил поступать так, как нас учили в эскадроне. Сначала всё разведать, а уже потом подымать роту. Чёрт с ней, со славой и лаврами победителя, я здесь не за этим. Главное - это так надавать финнам по сусалам, чтобы они заткнулись и больше никогда не гавкали в сторону России. Но, на всякий случай, я отослал Иванова в расположение роты с приказом - быть готовым по сигналу красной ракетой идти на помощь третьей роте. Определив все эти моменты для себя, я, после ухода Иванова, дал команду оставшимся бойцам. Персонально Шерхану поручил вытащить из “Максима” затвор и положить его к себе в мешок. Такой аппарат жалко было приводить в негодность. Я хотел после нашего рейда перетащить пулемёт в расположение наших войск.
Выбравшись из окопа, мы сразу же направились в сторону активно наступающей третьей роты. Только мы оказались хитрее, чем Семёнов, не побежали пешком, проваливаясь в снег, а надели трофейные лыжи. Этой амуницией все финны были обеспечены на 100 процентов. Лыжи обычно всегда лежали на окопах, по этому признаку мы в наших рейдах и определяли, где засел финн. Практически всегда, недалеко от лыж находился их владелец.