Будущее: рассекречено

Бена привезли в Сан-Франциско. Его адвокаты привлекли нескольких психиатров, включая Клару, чтобы они осмотрели парня. Он почти не говорил. Он не получал медикаментов от депрессии. Все психиатры рекомендовали перевести его в клинику: там ему могли бы оказать лучшую помощь. Клара опасалась, что он попытается убить себя. Адвокаты использовали его психическое состояние, чтобы его отпустили под залог и отправили в психиатрическую клинику. Лайза и Крис заплатили за частную клинику. Судья дал разрешение. Бена, учитывая его психическое состояние, не считали опасным при воздушной перевозке, но у него забрали паспорт и ему пришлось надеть браслет, с помощью которого отслеживались его перемещения.

Суд шел несколько лет, каждые несколько месяцев проводились слушания с целью установить, может ли Бен выдержать процесс. В конце концов Министерство юстиции отказалось от обвинений. Они были рады отказаться от судебного преследования. Разочарованы оказались только СМИ и представители общественности, которые хотели использовать процесс, чтобы привлечь внимание к опасности биоинжиниринга.

Спустя несколько лет Лайза остановилась выпить кофе в центре Пало-Альто после долгой прогулки на велосипеде. Она выбрала местечко в тени на террасе.

Клара заметила, что Лайза вошла, но не знала, стоит ли ей подходить и здороваться. Она была в курсе, что Лайза очень тяжело пережила произошедшее. Друзья отмечали, как она поседела за прошедшие год или два. И Клара подумала: вдруг она просто хочет побыть одна? Но когда Лайза заметила Клару, она улыбнулась. Тогда Клара пересела за ее столик.

– Ну, как ты?

– Я только начала тренироваться, и это тяжко. Приходится жестоко расплачиваться за то, что долго не занималась.

Но Лайза понимала, что на самом деле имела в виду Клара.

– У меня было время подумать. Я никогда не смогу полностью оправиться.

– Как Бен?

– Плохо. Все больше замыкается, погружается в свой мир. Пару раз сильно напугал нас. Он опять под наблюдением как склонный к суициду. Но о нем хорошо заботятся.

Лайза замолчала и сделала глоток латте.

– Поначалу я постоянно спрашивала себя: почему так случилось? Могла ли я предотвратить это? Но сейчас я смотрю на это как на своего рода греческую трагедию. Мы были обречены с самого начала. Мы так отчаянно пытались помочь сыну, что слишком сильно ограждали. Наконец он встает на ноги. Он погружен в науку, которая одновременно потрясающа и опасна. В Кембридже за ним недостаточно присматривали. В результате он оказался на другом краю света, там, где все еще живет ненависть. Грустнее всего то, что эта история разворошила осиное гнездо. Ты, наверное, слышала в новостях о том, как теперь следят за учеными? Невероятно. Через пару месяцев после возвращения Бена к нам снова приходили из ФБР. На этот раз не агент Тейлор. Этот парень, похоже, не знает Тейлора и не говорил с ним, прежде чем прийти к нам. Он спрашивал Криса обо всех его иностранных контактах. Якобы они исследуют все возможные связи по делу Бена. Крис, конечно, сказал им, что у нас толком не было связи с Беном, пока он был в лаборатории.

Удивительно, что потом он начал называть имена многих иностранных ученых, с которыми Крис контактирует, и попросил Криса сообщить все, что знает о каждом из них, любую личную информацию. Крис спросил, откуда у него все эти имена. Беседа шла на повышенных тонах, и в результате Крис отказался говорить без адвоката.

На следующий день один из коллег пришел к Крису в офис и закрыл за собой дверь. Он рассказал, что к нему приходили из ФБР. Другой агент, не тот, что являлся к нам. Он хотел узнать обо всех его иностранных контактах. Крис и Барни пошли к университетским юристам, которые велели им ничего не говорить и не делать, пока они не разберутся. Через несколько недель юристы сообщили им, что придется подчиниться. ФБР допрашивало практически всю кафедру. С особым пристрастием – иностранных ученых.

– Я, кажется, где-то читала, что электронная почта некоторых ученых просматривается? – сказала Клара.