— Эй, знаешь известную поговорку, что сказал мраморный бюст Цезаря убийцам? Теперь я неуязвим! Ей ещё повезло, иначе, клянусь своей бородой, я бы такое сотворил с дрянной потаскушкой! — прохрипел моряк, и, гремя подкованными сапогам, на корточках по-утиному начал взбираться по ступенькам.
Капитан гвардейцев скомандовал шеренге остановиться, а из прохода в покосившихся домах показалось уже другая, и поднёс рупор к губам.
— Приказываю главе мятежников Дурге Арбишали выйти с поднятыми руками!
— Она мертва! — в отчаянье взвизгнул кто-то.
Капитан опустил рупор и поглядел на своих подчинённых, у него имелись свои распоряжения, от которых он не был намерен ни на шаг отступать, ни верить, кому бы то ни было. Потом пожал плечами и вновь прокричал в медную трубу ужасного глашатого.
— Немедленно выдайте своих главарей и я, так и быть, пощажу ваши ничтожные жизни. Это не переговоры, а ультиматум! Десять минут на размышления.
Деринг слышал, как наверху панически перешептывается горстка выживших.
Он поднёс перемазанную ладонь к лицу и долго разглядывал, поворачивая так и этак. С пальцев капало. Удушающий терпкий запах. Капли глухо ударяют в дерево. Упершись в колени, он тяжело поднялся, хрустнув суставами и едва не поскользнувшись.
— Пропали! Что делать! Надо было зарезать, как свинью, раздавить словно крысу… — засевшие наверху уже начинали браниться меж собой на, как казавшимся уже и так выше некуда, но всё вздымавшемся пике страстей.
И тогда шагнув, он сделал первый в своей жизни смелый поступок, когда отвалив комод, протиснулся в образовавшуюся щель и вышел наружу в свет бивших с крыш прожекторов и дул ружей.