— Залети после обеда, — сказал дедушка. — Возможно, что-нибудь для тебя найдется.
Но альбатроса, похоже, этот вариант не устраивал, поскольку он продолжал качать права.
— Куда-куда ты будешь жаловаться? — спросил дедушка Лаэрт. — Ах, в Гринпис? В Международное общество защиты прав животных? Ну-ну. Кыш отсюда, лентяй! Иди, рыбу лови! — рассердился он. — Совсем обнаглел!
Птеродактиль растерялся и от неожиданности замолчал.
Дедушка вздохнул, махнул на него рукой и, взглянув в сторону моря, стал читать свое любимое стихотворение — «Песню о буревестнике». Телемах его тоже, конечно, знал — во втором классе учили, да и от дедушки слышал уже раз сто, но все равно внимательно слушал. Птеродактиль летел следом, всячески пытаясь вернуть расположение дедушки. Кажется, альбатрос искренне считал, что стихотворение о нем. Впрочем, скоро ему надоело слушать, и он улетел недовольный.
— До чего бестолковая птица, — сказал дедушка Лаэрт. — И ленивая к тому же… Самая крупная моя неудача. Специально вывел его по заказу метеорологов, чтобы он за облачностью следил. Так нет, видишь — прохлаждается… Мало того, у него явная склонность к мании величия… Да, Телемах, так что у тебя стряслось?
— Дедушка, ты не мог бы мне жабры пересадить? — серьезно спросил Телемах. — Надоело мне на земле. Хочу немножко побыть человеком-амфибией.
— Не выдумывай, — строго сказал дедушка. — Чем тебе тут плохо? Дельфинов тебе не хватает? Ард, Иния, Сейл — и так они с тобой постоянно балуются вместо того, чтобы мне помогать.
— Я пошутил, — грустно сказал Телемах. — Если честно, мама меня в космос не пускает. Она не хочет, чтобы я стал космонавтом. Что мне делать?..
— Увы, Телемах, ничего нового я тебе не скажу. За свою мечту надо бороться. Ты это и без меня знаешь.
— Знаю, — сказал Телемах. — Бороться и искать, найти и… перепрятать.
— Нет, — возразил дедушка. — Найти и не пожать плодов.
— Наш Ментор то же самое говорит, — заметил Телемах.
Они вышли на аллею, прошли под тенистыми широколиственными деревьями почти к самому ее началу и сели на свою любимую скамейку рядом с бюстом Гагарина. С высокого берега было замечательно видно море, серовато-синее с белыми бурунчиками, чайками и парусами триер и прогулочных яхт. Над морем, у обрыва, возвышалась стела из лилового элевсинского мрамора. На ее вершине был укреплен бронзовый ПС в натуральную величину, устремленный в небо. На светлом голубоватом фоне стела казалась совсем тонкой, высокой и остроконечной и чем-то неуловимым напоминала то ли ракету-носитель «Протон», то ли шпиль Адмиралтейства. У ее подножия горел вечный огонь.
— Дедушка, расскажи что-нибудь. Про космос, — попросил Телемах, прижавшись к дедушкиному плечу.
— Да я тебе, как будто, уже обо всем рассказывал, — задумался дедушка Лаэрт. — Про высадку на остывший белый карлик, про планету Полярных сов, про серую дыру, про межгалактические сияния…
— Расскажи про Ледяную туманность, — предложил Телемах.
— Ну ладно, если не надоело, слушай, — согласился дедушка. — Как-то раз, в 69 году, на подлете к Большому Магелланову облаку…
В это мгновение из вечного огня выпорхнула Афина со счастливой улыбкой на лице.
— Сидите!? — воскликнула она. — И ничего не знаете!
Она так и сияла от радости, ее прямо-таки распирало:
— Зевс по радио выступал! Товарищи, поздравляю вас — война кончилась!..
— Что?! — Телемах вскочил. — Правда?!
— Стала бы я врать! Это я папочку уломала!.. Ну, конечно, и другие тоже немножко помогали… Да Зевсу и самому уже надоело.
— Молодец, Афина! Поздравляю! — дедушка Лаэрт с чувством пожал ее руку. — Спасибо!
— Здорово! — сказал Телемах. — Ура! Это значит, папа скоро вернется!..
— Приглашаю вас сегодня на салют по случаю окончания Троянской войны, — официальным тоном заявила Афина. — В двадцать два ноль-ноль.
— Спасибо, спасибо, мы обязательно придем, — пообещал дедушка Лаэрт. — Нечасто такое случается.
— Подвинься, — сказала Афина Телемаху и села рядом.
— Ой, мы совсем забыли спросить, кто победил, — спохватился Телемах.
— Ничья, — веско объявила Афина. — Чтобы никому не было обидно.
— Да, — согласился Телемах. — Очень правильно.
— Разумеется, — высокомерно подтвердила Афина. — А как же. Мы же не сторонники таких гуманистов, которые считают, что самое справедливое — это когда «всё, все получите ядерной бомбой — и правые, и виноватые!»
— Вот видишь, Телемах, как все хорошо получилось! — сказал дедушка Лаэрт. — А ты говоришь, у тебя день неудачный!
Телемах сразу как-то погрустнел и сказал:
— Афина, можно задать тебе один вопрос?
— Можно, — согласилась Афина. — Я сегодня добрая, так и быть.
— Скажи, я стану космонавтом?
— Извини, это не ко мне. Обращайся к Аполлону, он у нас по совместительству гадалкой подрабатывает. А я, извини, ясновидением, медитацией и прочим столоверчением не занимаюсь. Во-первых, это незаконный бизнес, а во-вторых, я диалектический материалист.
— Гм, — сказал Телемах. — Давно?
— Да я тут на досуге поразмышляла насчет твоего Парменида…
— Ага, у тебя мозги в трубочку свернулись, и ты решила, что диалектику ты хоть как-то понимаешь.