Будущее есть. Горизонты мечты

По вечерам же все собирались в общей комнате мобильного жилого модуля, инженер Эстебан доставал свой лазерный синтезатор и пел старинные гитарные баллады о героях древности. О Сандино. О Панчо Вилье. О Че. О Долорес Герреро, легендарной партизанке, тридцать лет сражавшейся с империалистами от Нью-Мексико до Патагонии, и в конечном итоге объединившей разобщенную Латинскую Америку. Песни, иногда тихие и печальные, иногда дышащие болью и гневом, были понятны даже тем, кто не знал староиспанского — каждый коммунар мог многое рассказать о том, как происходило освобождение его мира. Как в две тысячи сорок девятом войска Донского протектората, снабженные новейшим оружием и укрепленные белыми наемниками со всего мира, прорвали фронт под Воронежем — и угрозу Центральной Коммуне удалось предотвратить лишь вступившим в бой с колес и практически истребленным уральским дивизиям. Как был низложен и казнен последний самоназначенный китайский император — жуткий призрак средневековья, полусумасшедший генерал армии, давно отказавшейся от названия «народно-освободительной». Как бились с танками «белых шуанов» на улицах Парижа интернациональные отряды рабочих, и как единство свободной Европы впервые стало возможным на основе подлинного, а не декларируемого равенства всех людей. Память о временах становления Коммуны хранилась бережно, и даже первый выход в Сеть под руководством воспитателя маленькие дети всегда совершали к виртуальной Стене Памяти, на которой были записаны десятки миллионов имен людей, пожертвовавших жизнью ради освобождения человечества.

Такими вечерами Лада часто размышляла о последствиях появления сверхпространственных перемещений. Допустим, удастся установить контакт с цивилизацией, которая покончила с эксплуатацией и построила коммунистическое общество — это будет просто замечательно. А если в ходе поисков земляне наткнутся на классовое общество — капиталистическое или, еще хуже, феодальное, со всем тем морем страданий, которое в нем имеется? Нужно ли помочь им, подтолкнуть общественное развитие, пусть даже без их ведома и согласия? Или нельзя, этим можно только навредить. Но, с другой стороны — имеет ли Коммуна право оставаться в этом случае в стороне, и главное — сможет ли? Ведь даже если в людном месте, среди спешащих по своим делам коммунаров кто-то заметит, что стало плохо старому человеку — сразу же собирается толпа готовых помочь. Солидарность в крови каждого землянина, и моральный выбор при столкновении с цивилизацией, отягощенной злом, будет очень нелегким.

Этими сомнениями она чаще всего делилась с Аминой, к которой за эти годы сильно привязалась. Импульсивная и порывистая на людях, наедине с Ладой эта девушка становилась вдумчивой, серьезной, отчасти даже меланхоличной. Она умела слушать так, как никто другой, и рядом с ней даже не склонным к многословию людям хотелось выговориться. И она же умела взглянуть на проблему под неожиданным углом, напоминая Ладе о том, что и на Земле никогда не существовало равномерности в развитии разных обществ, а после победы Коммуне многих пришлось подтягивать до общего уровня, что стало источником последних крупных конфликтов. Весь наш массив знаний разного рода о классовых обществах, говорила Амина, не должен лежать мертвым грузом при контакте со стоящими на более низкой ступени общественного развития существами, а должен применяться — вдумчиво, с учетом разнообразных последствий и, самое главное — ненавязчиво, потому что свободу нельзя подарить тому, кто в ней не нуждается.

Иногда разговоры перескакивали с тем общефилософских на личные. Странное дело, почти никто из участников проекта не имел более-менее постоянных партнеров, эта личная неустроенность словно была производной от маргинальной темы научной деятельности. Впрочем, теперь, на завершающей стадии, многие из них стали инстинктивно тянуться друг к другу. Результат не заставил себя ждать и лично для Лады. Объяснение с Аминой оказалось для нее неожиданностью, да и произошло в совсем неподходящем для этого месте — на верхушке куполообразного внешнего каркаса установки, на высоте тридцати метров над землей. Они сидели на решетчатых конструкциях из сверхпрочного полимера, Амина говорила долго и спокойно, не прерываясь, речью даже несколько книжной — было видно, что она шесть лет готовилась к этому разговору. Лада же могла только смотреть на нее, не понимая, как можно было ничего не замечать все эти годы. Ситуация не была такой уж сверхнеобычной — скорее всего, если бы даже рядом с ней находился мужчина, она была бы столь же слепа — свет далеких звезд слишком приковывал ее взгляд. А теперь ей захотелось опустить глаза — и увидеть рядом с собой любящего человека. Тем более что любовь эта была близка к некогда выстроенному идеалу.

Впрочем, обжегшись однажды, она не хотела принимать скоропалительных решений. И ничего решить не успела, потому что вскоре грянула катастрофа.