Теперь ей хотелось как можно скорее оказаться на городских улицах. Она шла по аллее так быстро, что девочка еле-еле поспевала за ней, — она словно убегала от своих недавних грез, от мечты о другой, более счастливой жизни. Она бежала, чтобы поскорее очутиться дома, в своей квартире, которая еще недавно казалась ей надоевшей, скучной, опостылевшей. Там ее ждал муж, огорченный и удивленный тем, что не застал ее дома. И пока она шла по улицам, проталкиваясь сквозь толпу студентов и чиновников, у нее было такое ощущение, будто она ушла из дома не два часа назад, а когда-то очень давно.
Она нервно повернула ключ в замке и вошла в квартиру. На нее пахнуло прохладой.
Ганев встал на пороге кухни и смерил ее сердитым взглядом. В глазах его, немного навыкате, она прочла гнев и улыбнулась ему.
— Где ты была? — грубо спросил он.
— Гуляла с Мими в парке. — В ответе ее была кротость.
Он хотел сказать что-то еще, но не решился и с досадой захлопнул за собой дверь.
Ана переоделась и пошла к нему.
Стол был накрыт, но кухня встретила ее враждебным молчанием, все словно смотрело на нее с немым укором.
Муж топил плиту, на которую поставил разогревать кастрюлю с супом. Она ничего не сказала и молча принялась за работу.
Сели обедать. Девочка чуть не засыпала от усталости, и мать посадила ее к себе на колени. Поглядывая на Ганева, она думала: «Он ничего не знает. Дурачок, воображает бог весть что!».
Теперь она чувствовала, что любит его, что ее влечет к нему, как будто он преобразился и уже не был прежним Ганевым — располневшим, с покатыми плечами, добродушным мужем, который топит плиту и стоит в очереди за кислым молоком.
Он морщился, жевал без всякой охоты, лицо у него было хмурое.
Неожиданно он сказал:
— Я предупредил квартиранта, чтоб он съезжал.
Ана, сама удивившись тому, что она успела забыть об этом человеке, весело сказала:
. — Прекрасно сделал. Я думала, ты не отважишься.
Ганев взглянул на нее испытующе.
— Когда он уедет? — спросила она.
— Через несколько дней. Он все равно уезжает в Румынию, будет работать там на каком-то военном заводе.
И он снова посмотрел ей прямо в глаза, чтобы увидеть, какое впечатление произвели его слова.
— Верни ему часть денег, — предложила она. — И не будем больше сдавать эту комнату.
Ганев просиял, но она заметила, что он пытается скрыть свою радость. Он кивнул, как будто речь шла о чем-то незначительном.
Потом он спросил совсем другим тоном:
— Где вы ходили все утро? Смотри, как малышка устала.
— Мне захотелось погулять. — И она стала рассказывать ему, как хорошо в парке.
Он согласно кивал головой.
Обед прошел приятнее, чем когда-либо. Супруги чувствовали, как сковывавшее их души тяжелое, напряженное молчание словно бы лопается и исчезает, как болезнь, от которой они наконец выздоравливают.
В первый раз за последние две недели они спокойно отдохнули в холле, не думая о квартиранте.
Он уехал на следующий день. Ана увидела, как исчезли за дверью его громадные чемоданы, пригибая к земле носильщиков.
Комната еще долго пустовала. Ана не заходила в нее, будто боялась ее голых стен.
Наконец Ганев позвал маляров сделать ремонт. Он решил устроить себе там кабинет. Когда он туда зашел, на полу, среди ненужных бумаг и газет, он нашел маленькую фотографию квартиранта. Поднял ее, разорвал и выбросил в окно.
Они снова зажили по-старому.
Вечером Ганев возвращался с работы прямо домой и принимался за свои марки. Или что-нибудь чинил, или помогал жене, а потом шел в кабинет и любовался своей коллекцией и сделанными в горах снимками. Был период, когда он увлекся идеей разведения грибов и несколько вечеров читал Ане специально купленную книгу по микологии. И по-прежнему он, казалось, был счастлив и доволен жизнью.
Ана жаловалась, что ей трудно без прислуги. Это было самой большой ее заботой. По утрам она рано вставала и принималась за хозяйство — спокойно, неутомимо. На лицо ее снова легло постоянное ровное выражение безразличия и скуки. Воспоминание о том странном дне постепенно выветрилось из памяти вместе с образом квартиранта.
Только девочка, подраставшая в их неизменяющемся мире, находила в нем тысячи удивительных и прекрасных вещей, которые волновали ее, принося то радость, то слезы.
Найденный вексель
© Перевод Л. Лихачевой
— Нет, вам никогда меня не убедить, — запальчиво говорил сидящий за соседним столиком молодой человек. Он отрицательно вскидывал голову и то и дело хватался за шляпу, словно собираясь вскочить со стула и уйти.
— Нельзя же забывать о совести, разуме, гражданском сознании. Без их помощи трудно оценивать свои поступки. На одних чувствах далеко не уедешь, разве только придешь к какому-нибудь голому и неумному индивидуализму, — отвечал ему сидевший напротив собеседник. — Главное — это связан ли человек с обществом или оно ему противно и ненавистно.