Будьмо (СИ)

Так как из Америки управления меня выперли и метода руководства по телефону мне освоить, увы, не удалось, то свой строительный офис мне пришлось открыть в ближайшем к развалинам замка селе.

В селе Райдолина, которое еще в первый мой приезд бросилось мне в глаза своей зажиточностью, было лишь одно обветшалое здание: бывший детский сад. Вот его “гостеприимный” сельский совет предложил мне под офис. (Не за спасибо конечно же.)

Я не стал артачиться и для проверки профпригодности местных строителей и как первой благотворительной акции своей компании поручил восстановить оба строения некогда дошкольного комплекса. Две недели и все сияло красотой первозданного вида, хотя как заверила хозяйка моей временной частной “гостиницы”:

- Краще, синок! І набагато краще!

Одно здание я занял под офис, а другое отдал под детские ясли, удвоив из своего кармана райбюджетное его финансирование. (Видно дальновидность у меня в генах заложена.)

Нет я не выбрасывал деньги на ветер, а обеспечивал своим будущим рабочим надежные тылы. И поэтому и выделяемые мною детским яслям деньги на питание шли строго на закупку продуктов у местных сельских жителей.

За свои благие деяния орденов я конечно же не получил (не в те карманы мои, а точнее пока Саввы Хомича, деньги перекочевали) но вот все в селе и стар, и млад стали величать меня: теперь не иначе как кум Иван.

Кум так кум. Я не возражал. Народ у нас такой, если любит как родного, если ненавидит то как …, ну вы сами знаете кого, а если не знаете то выгляньте в окошко и обязательно увидите свиное рыло какого-нибудь зажравшегося горе-руководителя.

Мой же руководитель, которому я полностью поручил восстановление поместья был не совсем и тощ, но жилистый. И звали его все дядько Микола. Но авторитет у него был повыше, чем у иного главы райадминистрации, а о его мастерстве прораба я и речи не веду.

Строительные работы шли в таком темпее, что у меня порой просто дух захватывало. И хотя чертежей замка, конечно же, не сохранилось (их заменят десятка два старинных фотографий да гравюра безымянного художника), но в консультантах нехватки не чувствовалось. Старожилы села, часто забывая вчерашний день и имена своих близких, те далекие времена оказывается помнит с филигранной точностью.

А старинную мебель графов Романовских (она не сгорела в огне пожара как считалось нами наследниками), коль я стал кумом всему селу, мне доверительно, “по-родственному” предложили выкупить за доллары. Я согласился с радостью. И почти все целехонькое и бережно хранимое (даже то, что в качестве приданого отошло невестам и было увезено в дальние села) снова вернулось под родовой кров.

Савва Хомич несмотря на свое (скажем так) необычное завещание и на то что наше с ним знакомство ограничилось лишь несколькими телефонными разговорами оказался истинным аристократом, доверившим мне судьбу десяти миллионов фактически под честное слово.

Дело в том, что и фактически и юридически эти деньги были мои и при желании я мог бы ими распорядиться по своему усмотрению, а не тратить их на восстановление допотопных и не кому не нужных развалин величаво именуемых графскими замками.

Всегда хочется о людях думать лучше чем они есть на самом деле. Может просто по своему опыту старый граф знал наверняка, что в перспективе получить большее, я не стану зариться на меньшее.

Но как бы там ни было я не скряжничал подписывая чеки. (Заграница есть заграница и польские чеки для отца на порядок были выше, нов се держалось в разумных пределах ценовой политики.)

В общем, выплата зарплаты и оплата стройматериалов и была основным моим занятием. Да еще по вечерам я ежедневно как добрый хозяин оплачивал (местным маританам) стоимость самогона и мяса для шашлыков на ритуальные строго мужские посиделки, но без свар и драк, а вот политиков крыли по черному.

Еще в начале я строго предупредил:

Пейте. Отдыхайте. Но вот мордобоя я не потерплю.

Это зимой от безделья, когда скучно. А сейчас мы на промысле, - заверил меня старшина дядько Микола и консенсус был достигнут.

Преданность традициям у строителей нанятой мною артели была не зыблема. И хотя в этом году работа подвалила местная и родной дом был од боком, порядок сохранялся походный. И в село со стройки без надобности не шлялись.

Но вот если свадьба или, не дай бог, похороны, то тогда уж, не обессудь, объявляй выходной и баста.

И в радости, и в печали все односельчане были едины и неделимы. Даже для самых непримиримых отводился срок не более одного года.

После пасхи приходил день поминания об усопших и на сельском кладбище собирались все и прежде чем вспомнить о мертвых прощали живым.

Сидя вечерами у костра и уминая аппетитно пахнущие шашлыки я прошел такие народные университеты, которые не снились ни одному народному депутату. (А як би і принилось, то його заціпило би на вікі вічні).

А сколько “почерпнул” житейской мудрости, что даже женитьба на какой-то миг предстала предо мной как изгнание из рая.

Вообще же тверезым народ молчал, но вот выпивши сильно серчал.

Обычно первым пьянел на вид здоровый как бугай наш “гетьман” дядько Микола.