Будет всё как я хочу (СИ)

   В-четвёртых, она познакомилась с Джованни, который всегда умел их помирить и обожал заниматься с детьми. Ещё он часто готовил речи, чтобы выступить на заседании приоров или в университете, и брату с невесткой вменялось в обязанность их оценивать. У добродушного, жизнерадостного и красноречивого Джованни был лишь один недостаток - жена Джиневра. Этой даме всегда недоставало мягкости, которая так ценится в женском характере, а когда Козимо лишил младшего сына должности и передал её старшему, открыто начала всех ссорить. Сам Джованни не предавался унынию: во-первых, он этого не умел, а во-вторых - не тяготел он к финансовым сферам. Пьетро же, по словам отца, умел считать деньги и всех вокруг запрячь - а что ещё нужно банкиру? Так или иначе, банк Медичи постепенно выбирался из убытков, созданных Джованни, и мнение какой-то вздорной склочницы хозяина не волновало. Но, в конце концов, любой устаёт от постоянных скандалов, а тонкую натуру Лукреции они просто выворачивали наизнанку. И Лукреция решила по-своему, по-женски, положить конец злобе Джиневры. Поздно вечером она прокралась к спящей невестке и выкрала её любимую синюю чоппу, заботливо приготовленную, чтобы надеть завтра утром. Столь же заботливо Лукреция расстелила платье на столе и полночи провела за рукоделием, не пожалев свечей. Сияюще-жёлтым шёлком, крупными, но аккуратными стежками она вышила на спине, мастерски обходя складки, неприличное слово. Она вложила в работу всю душу и втайне ликовала, под завесой добропорядочности, когда с явлением Джиневры завтрак был напрочь забыт. С тех пор Лукреция преисполнилась торжествующего спокойствия, а Джиневра придерживала язык. И оказалась вполне приятной собеседницей.

   В-пятых, подрастали дети.

   В-шестых, свекровь окружила старшую невестку неподдельной заботой и неустанно делилась с ней жизненным опытом. Контессина знала двадцать способов мариновать мясо, сорок способов подать его на стол и ещё шестьдесят, как испортить мужу аппетит. Лукреция посвятила ей рондель "Рачительная хозяйка" - который ни за что на свете никому не показала бы.

   В-седьмых, Контессина уже не справлялась с прислугой, и Лукреция вынуждена была помогать ей следить за хозяйством.

   В-восьмых, от служанок всегда можно было узнать все новости, и Лукреция начала задерживаться в людской по собственной воле.

   В-девятых, она обзавелась многочисленными знакомствами и нашла новых подруг, столь же увлечённых искусством... Взять хотя бы донну Ренату, жену нотариуса Винченцо - и поэтессу. Или синьору Стефанию, коллекционера и мецената.

   В-десятых, взрослели дети. Доерьми Лукреция гордилась: их образованности и манерам могла бы позавидовать сама императрица Священной Римской Империи. Внешность, к немалой радости матери, они унаследовали от отца: тёмные продолговатые глаза, широкие скулы и правильные, хоть и резковатые черты. К сожалению, мода ценила другое, и Мария всегда сердилась, если фра Филиппо в своих набросках сглаживал её римскую горбинку.

   - Моя картина - пишу как хочу, - восклицал художник, исчерпав все доводы.

   - А нос - мой! - возмущалась натурщица. И тем, как гневно раздувала ноздри, вскидывала голову и ударяла кулаком по подлокотнику, разительно напоминала дедушку Козимо.

   Румяная Бьянка, когда улыбалась, становилась похожа на дядю Джованни.

   Лукреция, упрямо сжимавшая губы и многозначительно произносившая "ну-ну", была вылитый Пьетро.

   Воспитание сыновей давалось сложнее. Они росли сорванцами. Однажды Лоренцо забрался в колодец - который оказался слишком узким для взрослого человека, и выбираться приходилось самому.

   - Ничего страшного, - подбадривал отец, склонившись над каменным зевом. - Там специально есть крюк - подтянись на нём и дотянешься до верёвки.

   - Только осторожнее, - подхватывал Джованни. - Он уже расшатался.

   - Хватит сеять панику, - перебивал Козимо. - Там есть второй - чуть ниже и левее...

   Слава Богу, Лоренцо быстро повзрослел и занялся красавицами и пирушками. Но оставил достойную смену - Джулиано...

   Иногда Лукреция представляла, что Джеронима жива, и мысленно писала ей письма, подробно рассказывая о своей жизни:

   "Дорогая Джеронима, мне не на что пожаловаться. У нас пятеро чудесных детей, мы замечательно ладим, дела идут хорошо. Наш дом полон родственников, друзей, партнёров, меценатов, несносных художников и скульпторов-содомитов. Я многое узнала о банковском деле и об устройстве колодцев..."

   Только Лукреция приготовилась поставить точку, подозрительный шорох спугнул эфемерное счастье дружбы.

   Лёгкая поступь мгновенно разрушила сон. Это не дочери: их походку она знает наизусть.

   Лукреция приоткрыла глаза. Пьетро тоже не спал: он наблюдал за чем-то или кем-то в щель между занавесями.

   Лукреция не разглядела издали - и тихонько спустилась с кровати, и босая, с туфлёй в руке, последовала за тенью.