Будет только хуже (СИ)

Людской шум, шум двигателей, снег и скрежетание дозиметра и удары лопастей пролетающих над головой вертолётов — вот, наверное, как можно описать прошедший день. При этом Влад уже начал отличать нормальный треск дозиметра от того, который должен вызывать тревогу. Однажды в лагерь завезли

А ведь каким был тихим город до войны! Нет, он и сейчас не особенно шумный, но тогда он был тихим совсем по-другому. Влад вспомнил свои командировки в Питер, Ярославль и Москву, особенно в Москву и то, как возвращался потом домой! Москва и Питер жили буквально в круглосуточном режиме, а когда он вышел из автобуса у себя на автовокзале считай в центре города и во вполне себе ещё детское время, на улице почти не было транспорта. Одна, две, пять автомашин, да устало следующий по много лет назад установленному маршруту оранжевый "Икарус". Как же давно это было, подумал Влад, и "Икарусов" уже не видно на улицах вот уже как несколько лет.

После смены Влад решил зайти к Гарееву узнать появлялся ли пограничник и вообще узнать как обстановка. И даже если никаких новостей с фронта не будет, то отсутствие новостей в сложившихся обстоятельствах уже само по себе хорошая новость.

Однако, не в этот день. В приёмной никого не было, и Влад решил сразу зайти в кабинет. Внутри находились несколько человек, часть из них Влад знал хорошо, например, кадровичку Анисимову, других видел редко, а кого-то и вообще не знал. Все были задумчивы и молчали. Влад было решил, что он попал на какое-то совещание и решил быстро ретироваться, но Гареев встретившись с ним взглядом, остановил его и пригласил его зайти.

Влад подошёл к столу и увидел, что на нём стояла бутылка водки и скромная закуска из хлеба и порезанной колбасы, что вообще было не характерно для майора ни разу. Без фанатизма, но он был противником распития алкоголя на рабочем месте, о чём свидетельствовал недавний инцидент с офицером, который пытался застрелиться. Майор достал ещё один стакан и налил горькой жидкости на два пальца.

— Присаживайся, Влад, — Гареев указал на свободный стул. — Ты же знал Сахарова.

— Это который Цукерман? — Невольно уточнил Влад, и увидел, как присутствующие опустили глаза. Гареев же просто кивнул.

— Убили сегодня, — коротко пояснил он и протянул стакан с водкой Владу. — Помяни парня.

Влад, молча, взял стакан, тихо выдохнул и опрокинул спиртное в горло. Дыхание, из-за того, что часть водки попала в дыхательные пути, всё-таки перехватило, и он зажмурился.

— Как это случилось? — спросил Влад, когда водка перестала жечь горло.

— Поступил сигнал о группе боевиков, связанных с тем провокатором, которого ты застрелил. Контора отработала и вышла на их след, но нужно было срочно действовать, чтобы они не ушли, и у нас запросили людей, — ответил Гареев. — Я выделил несколько бойцов, в том числе Сахарова.

Владу показалось, что на последних словах майор запнулся.

— Бандитов накрыли, но они оказали сопротивление, открыв шквальный огонь. А потом… потом была граната.

— Если бы не Сахаров, полегло бы человек пять, — вставил тот, кого не Влад не знал. — Ошиблись мы в оценке опасности. Надо было мочить их из гранатомётов, а мы попытались взять их живыми… А Сахаров, он накрыл гранату, которую в нас швырнули, собой.

— Родителей известили? — спросил второй, которого не знал Влад.

— Да нет у него никого, родители ещё до войны в автокатастрофе под Питером погибли. Влетели на мокрой дороге под фуру. Он тогда ещё совсем мальчишкой был, его тётка воспитывала, которая тоже погибла, но уже сейчас во время бомбардировки, — рассказал Гареев, — вроде старшая сестра есть, но живёт она где-то в Сибири, сейчас ищем.

— Надо похоронить с почестями, и сообщить сестре, как подобает, что погиб, спасая товарищей.

Гареев утвердительно кивнул.

— Ну, зато одного смогли боевика смогли взять живым. Сейчас из него душу вынут.

Влад посмотрел на пустой стакан.

— А чего его все Цукерманом дразнили? — не обращаясь ни к кому конкретно, спросил он.

Гареев тяжело вздохнул, а Анисимова вроде как даже всхлипнула.

— Да неважно уже.

Влад ничего не стал отвечать. Присутствующие снова молча наполнили стаканы и кружки и, не чокаясь, выпили.

— Пусть земля тебе будет пухом, Санёк! — произнёс кто-то тихо.

Было уже темно, когда Влад покинул место службы. Как и обычно зимой, а был уже декабрь, темнело очень быстро, но на небе не было ни одного облака, звёзды рассыпались по небосклону светящимися росинками, а в той стороне, где когда-то был Санкт-Петербург, а теперь радиоактивные руины, на небе слабо светилось северное сияние. В первые дни после взрывов оно было особенно сильным, что вызвало очередной приступ у особо помешанной на религии публике, которая тут же принялась вещать о наступившем Апокалипсисе. А это была обычная война. Обычная ядерная война.