Буденновск: семь дней ада

Поднялась к женщинам — к тем, что после родов, и распорядилась, чтобы каждой матери отдали ее ребенка. Так положено действовать в любой чрезвычайной ситуации. Объяснила все, что произошло. Попросила не поддаваться панике. Собрали матерей, беременных — перевели всех с первого этажа на второй.

В дверь стали бить прикладами, а потом из автоматов. Разбили стекла на первом этаже. Ворвались чеченцы — всего человек десять. А мы женщин спрятали в выписной комнате — она за перегородками, и ее не очень-то видно. Ни один ребенок не пикнул, ни одна женщина не вскрикнула. Представьте себе. А другие женщины стояли со мной. Плакали, причитали: «Мамочка, мама».

Поднялся к нам на этаж чеченец. Вышла навстречу, представилась: «Что вам надо? Не пугайте женщин и детей. Кроме них — никого нет». Попросил ключи от дверей, которые ведут в соседнее отделение. Сказала, что у меня их нет. «Тогда мы так выбьем». Разбежался и… ногой. А навстречу по коридору идут другие чеченцы, которые зашли в гинекологию и кардиологию. Чеченцы стояли по всей лестнице, поняла: захватили всю больницу.

Тут чеченец обратил внимание на выписную комнату. Потребовал ключи. Надо было выкручиваться. Объясняю: мол, комната не закрыта, в ней просто сидят перед процедурами.

Всего у нас было примерно сто человек: 30 детей, 28 родильниц, 16 беременных и 20 сотрудников.

Чеченец успокоил — мы никого не тронем, мы не будем делать то, что делают ваши солдаты. Разместились так: на первом этаже и в подвале — только чеченцы. На втором — беременные. На третьем — родильницы. На втором и третьем — по шесть чеченцев. Один совсем мальчишка — на вид лет десять. У него был автомат, весь заклеенный картинками из-под жвачек. Звали его Малыш. Другой был тоже паренек — лет шестнадцать. Еще двоих женщин видела. Одна — врач.

Чеченцы не сидели на месте. Постоянно ходили. Все двери заставили открыть. Были отдельные палаты, где они ели и спали. Но к нашим женщинам не заходили. Говорили, какие звери ваши сыновья и мужья. Они бы наших в роддоме убили. А требуем мы только одного — прекратить войну. Я спросила, что будет, если это требование не выполнят. Они ответили: «Вас убьют ваши же». «Но вас же, — говорю, — тоже убьют». «Умереть за газават — великая честь для чеченца, — ответили мне. — Ворвутся же солдаты сюда только тогда, когда нас уже не будет». Сказали еще, чтобы в подвал не ходили, не трогали шахту лифта — они заминированы.

Вечером началась стрельба. Это еще до штурма. Снаружи палили по роддому и повредили газовую трубу. В палатах стало невозможно дышать. Пришлось с согласия чеченцев срочно эвакуировать роддом. Перевела беременных в гинекологию — там теснотища, везде на корточках сидят люди. Побежала к Костюченко, стали звонить в город, чтобы перекрыли газ. Не сразу это горгаз сделал. Нам сначала даже отказывали — в городе, мол, жаловаться будут на перебои… Минут 20–30 уговаривали. Мы настаивали, какие жалобы, если в любую секунду может произойти взрыв.

Когда помещения проветрились, нам разрешили перевести женщин обратно. И только своих. Но мы прихватили еще шесть беременных, которые взяты были в заложники на улицах, и женщин с детьми, что по возрасту подходили.

В ту же ночь были роды. А свет не включишь. Стреляли с улицы. Хорошо, луна светила, да еще у хирурга маленькая лампочка имелась. Когда надо было в вену подключить раствор, он на короткое мгновение ее зажигал. Окна чеченцы не разрешали завешивать. Надо рожать — рожайте. Это же ваши будут стрелять. Так и рожала Лариса в темноте.

Роды были сложные, с кровотечением. Потребовалось переливание. А четыре флакона с кровью находились только в приемном покое. Пошла с сопровождающим. В приемном покое чеченцев было много. Они установили там крупнокалиберный пулемет. «Зачем кровь? Заложникам, больному? А… роженице. Тогда возьми».

Сделали переливание, но кровотечение не остановилось. Лариса напугана. И очень боялась за ребенка. А малыш родился отличный. 3.700 — мы его днем взвешивали. Рост — 52 сантиметра… Вынуждены были пойти на операцию. Обратилась к дежурному чеченцу: нужен свет. Он не запрещал. Но предупредил — на свет бьют снайперы. Привела анестезиологов. Еще раз спросила, не станут ли на свет стрелять сами чеченцы? Просила их предупредить.

Зажгли яркий свет. Конечно, страшно и, конечно, не по себе. Длилась операция больше двух часов. Прошла нормально — уже через сутки Лариса могла подниматься.

Следующий день прошел относительно спокойно. В переговорах. Из врачей составили группу: Костюченко, Скворцов, Правдин — они и выходили из больницы. На переговоры. Выстрелы, помню, были редкие. А вот с женщинами начались проблемы. Периодически возникали кровотечения, пропадало молоко, повышалась температура.

Ночью пришлось делать операцию еще одной женщине. У нее очень тяжелая судьба. Муж разбился — она сама беременная. И еще двухлетний малыш в городе у родственников. И она боялась. Плакала. Правда, не паниковала и слезы старалась скрыть. А кровотечение все сильнее.