Будем как солнце!

Мне хочется грусти утонченно-нежной, которой минувшего жаль.
Вся в кружеве черном, с улыбкой печальной, она открывает мне даль.
Из комнаты тесной, где стынут портреты, она отворяет мне дверь.
Туда, где не спеты живые заветы, все – завтра и только – теперь.
Повисли сережки березы плакучей, на иве желтеют цветы.
Христосуясь с милым, «Воистину!» молвив, мне душу овеяла ты.
«Воскресе! Воскресе!» В церковной завесе все складки вещали о том.
В усадьбе, и в саде, и в поле, и в лесе весь воздух был полон Христом.
Из черной земли, из разъятой, богатой, дышала воскресшая весть.
Зеленые травки качались, встречались, в лучах расцвечались, не счесть.
Малиновка пела, скворцы суетились, от ласточки – каждой избой
Как будто владело не горе, не дело, а щебет и сон голубой.
Кто мог бы подумать, что древле распятый узнает распятье опять,
Что жизни и жизни порвутся напрасно, кровавую примут печать.
Ты, с кроткой улыбкой, вся в облаке черном, зажги безглагольно свечу.
И молви, когда же не тенью пойду я, а к новым лучам по лучу,
Когда истощатся бесовские дымы, в которых вся жизнь – водоверть?
И молвлю «Воскресе!», воистину слыша, что смертью исчерпана смерть.

Верная гостья