Будем как солнце!

Наклонилась, изогнулась, распахнулась и опять
В прежнем лике неподвижна, вся – лилейных тайн печать.

Покачнулась и дохнула всею свежестью весны,
Забелела благовонно ткань воздушной белизны.

Наклонилась, и, объята дрожью легкою, она
Вся внимает, как ей звонко без конца поет струна.

Это кто же? Та, в ком нежность, с тем, кто хочет ей владеть?
С кем вдвоем цвести желанно и заткать мгновенье в сеть?

Нет, другое. Это только в сладком млении своем,
В вешнем вихре ветка вишни в перекличке со шмелем.

Ночная бабочка

Белая бабочка сказки полночной
С полным доверьем мне на руку села,
Зыбятся усики дрожью урочной,
Все в ней загадочно, четко и смело.

Я наклоняюсь, и вот мне не странно
Тайно беседовать с малым созданьем,
Ей теплота человека желанна,
Я упоен белокрылым свиданьем.

Осень

Вот они, мерзлые глыбы,
    Серого цвета земля.
Трав перекручены сгибы,
    Холод их сжал, шевеля.

Бешено носится ветер.
    Дождь. За слезою слеза.
Смотрит мне зябнущий сеттер
    С недоуменьем в глаза.

Кто же охотиться может,
    Если исчезла вся дичь?
Холод кусает и гложет,
    Ветер заводит свой клич.

Будет он снежные тучи
    К белой забаве скликать.
Тканью обрывно-линючей
    Смотрит унылая гать.

Неверности

Стало много красных яблок,
И брусника весела.
Жмется к ветке синий зяблик,
Мыслит: где бы взять тепла?

Весь лесной багряный округ
Наряжается в пожар.
В бледном небе долгий оклик,
Журавлей летит базар.

Продают ли? Покупают?
Русь Египту на промен.
Скоро воздух будет спаян,
В небе призрак белых стен.

Круг

Слышать ночное дыханье
Близких уснувших людей,
Чувствовать волн колыханье,
Зыбь отошедших страстей, –

Видеть, как, вечно гадая,
Сириус в небе горит,
Видеть, как брызнет, спадая,
В небе один хризолит, –

Знать, что безвестность от детства
Быстрый приснившийся путь,
Вольно растратить наследство,
Вольным и нищим уснуть.

Из книги «Марево» 1922

Прощание с древом

Я любил вознесенное сказками древо,
На котором звенели всегда соловьи,
А под древом раскинулось море посева,
И шумели колосья, и пели ручьи.

Я любил переклички, от ветки до ветки,
Легкокрылых, цветистых, играющих птиц.
Были древние горы ему однолетки,
И ровесницы – степи, и пряжа зарниц.

Я любил в этом древе тот говор вершинный,
Что вещает пришествие близкой грозы,
И шуршанье листвы перекатно-лавинной,
И паденье заоблачной первой слезы.

Я любил в этом древе с ресницами Вия,
Между мхами, старинного лешего взор.
Это древо в веках называлось Россия,
И на ствол его – острый наточен топор.

7 сентября 1917

Злая масляница