Я шел безбрежными пустынями,И видел бледную Луну,Она плыла морями синими,И опускалася ко дну.И не ко дну, а к безызмерности,За кругозорностью земной,Где нет измен и нет неверности,Где все объято тишиной.Там нет ветров свирепо дышащих,Там нет ни друга, ни врага,Там нет морей, себя не слышащихИ звонко бьющих в берега.Там все застывшее, бесстрастное,Хотя внушающее страсть,Затем, что это царство ясноеСвою нам передало часть.В нас от него встают желания,Как эхо, грянувшее вдруг,Встает из сонного молчания,Когда уж умер самый звук.И бродим, бродим мы пустынями,Средь лунатического сна,Когда бездонностями синимиНад нами властвует Луна.Мы подчиняемся, склоняемсяПеред царицей тишины,И в сны свои светло влюбляемсяПо мановению Луны.
Завет бытия
Я спросил у свободного ветра,Что мне сделать, чтоб быть молодым.Мне ответил играющий ветер:«Будь воздушным, как ветер, как дым!»Я спросил у могучего моря,В чем великий завет бытия.Мне ответило звучное море:«Будь всегда полнозвучным, как я!»Я спросил у высокого солнца,Как мне вспыхнуть светлее зари.Ничего не ответило солнце,Но душа услыхала: «Гори!»
«Я – изысканность русской медлительной речи…»
Я – изысканность русской медлительной речи,Предо мною другие поэты – предтечи,Я впервые открыл в этой речи уклоны,Перепевные, гневные, нежные звоны.Я – внезапный излом,Я – играющий гром,Я – прозрачный ручей,Я – для всех и ничей.Переплеск многопенный, разорванно-слитный,Самоцветные камни земли самобытной,Переклички лесные зеленого мая –Всё пойму, всё возьму, у других отнимая.Вечно юный, как сон,Сильный тем, что влюбленИ в себя и в других,Я – изысканный стих.‹1901›