Будденброки

Следы этого устремления (в то годы еще подсознательного) явственно проступают уже в «Будденброках». Томас Манн и в первом своем романе не «декадент», а зоркий летописец определенного периода в истории немецкого бюргерства, трезвый аналитик причин, породивших этот период — «эпоху под знаком конца», говоря на языке того времени. Именно для того, чтобы разобраться в объективных предпосылках (биологического и социально-исторического порядка), Томас Манн и сделался летописцем. Это познавательное значение «беспристрастно-летописного стиля», которым написаны «Будденброки», было угадано уже одним из первых рецензентов романа, — правда, им был Райнер Марна Рильке.

Если бы причины, обусловившие падение и гибель «династии Будденброков», были понятны молодому романисту, он не стал бы так пытливо вчитываться в семейную хронику ничем, по сути, не примечательного рода любекских оптовых торговцев пшеницей, рожью и овсом. Ни одна из этих причин, отдельно взятая, не обладала столь уж очевидно разрушительной силой. Досадные убытки, почти неизбежные в большом торговом деле, уравновешивались немалыми прибылями. Но с некоторых пор капитал старинной фирмы «Иоганн Будденброк» хоть и не убывал, однако прирост его был ничтожен — в пугающем несоответствии со стремительно преумножавшимся богатством господ Хагенштремов и им подобных разбогатевших «выскочек». Беда — то есть возраставшее преобладание убытков над прибылями — складывалась постепенно из сотен малых просчетов и упущенных «счастливых возможностей» в часы хандры, телесной и душевной усталости.

Когда начался этот сперва почти незаметный, а потом все более крутой и стремительный спуск с вершины, казалось, столь прочного благополучия, — спуск, а там уже и срыв, провал в отверстую бездну, в «ничто»?

Уж не тогда ли, когда прадед и дед маленького Ганно — Иоганн Будденброк-старший и его сын, консул Иоганн Будденброк, — «вернулись домой к обеду злые и расстроенные»? Фирма «Штрунк и Хагенштрем» перехватила выгодную поставку большой партии ржи в Голландию… «Ну и лиса же этот Хинрих Хагенштрем!.. Пакостник, каких свет не видывал…»

Л может быть, позже, когда обанкротился зять консула, господин Бендикс Грюнлих? Как настаивал на этом мнимо-выгодном браке своей дочери консул Иоганн Будденброк четыре года тому назад! И Тони смирилась: из дочернего пиетета вышла за нелюбимого человека, поступилась мечтой о «браке по любви» с сыном старого лоцмана, Мортеном Шварцкопфом, студентом-медиком, геттингенским вольнолюбием, умным и довольно красивым малым… Но такой брак, по мнению ее семьи и всех «правящих семейств» славного города, был бы недопустимым мезальянсом… «Это ненадолго, Тони! Время свое возьмет… Все забудется…» Так пытался ее утешить старший брат — Томас Будденброк. «Но я как раз и не хочу забыть! — в отчаянии крикнула Тони. — Забыть… Да разве это утешение?»

Она и не забыла, не забыла и после двух неудачных браков и скандальных разводов с пройдохой Грюнлихом и добродушным, ленивым обывателем Перманедером. Словечки и рассуждения Мортена сохранились в памяти ее бесхитростного сердца. Его «сидеть на камнях» (в смысле «отлучения от счастья»); его резкие отзывы о ничтожестве немецкой прессы; его: «Сотовый мед вы можете кушать спокойно, фрейлейн Будденброк… Тут, по крайней мере, известно, что вводишь в организм…»; даже ученое его объяснение отека легких: «При этом заболевании легочные пузырьки наполняются такой водянистой жидкостью… Если болезнь принимает дурной оборот, человеку невозможно дышать, и он умирает…» — все это не позабылось, время от времени всплывало из бездонной глуби ее ранних впечатлений, стало в романе «лейтмотивом», неразрывно связанным с образом Тони Будденброк, вернее: с трагическим пластом ее подсознания, о котором и не догадывался ее инфантильный рассудок.

Но здесь — не об этом, а об уроне, нанесенном фирме «Иоганн Будденброк» банкротством Бендикса Грюнлиха. Он был не так уж велик, этот урон… Консул Будденброк не стал вызволять из беды своего негодяя зятя. Ему без труда удалось получить согласие дочери на развод с «этим Грюнлихом», оказавшимся низким обманщиком, а теперь «ко всему еще и банкротом»: «Ах, папа, если ты возьмешь меня и Эрику домой… с радостью!» (то есть: «с радостью с ним расстанусь»). «Недоставало, чтобы еще ты обанкротился! Хватит! Никогда!»

«Трудно сказать, что отразилось на лице Иоганна Будденброка. Глаза у него сделались испуганными и печальными, и все же он сжал губы так крепко, что в уголках рта и на щеках образовались складки, а это у него обычно служило признаком удовлетворенности при заключении выгодной сделки».