Будда

Затем из рук божеств, которые поймали его золотой сетью и поставили на землю, его приняли четыре великих царя и положили на дорогое, изысканное, приятное на ощупь покрывало из шкур; из их рук приняли тогда уже его люди и положили на подушку из тонкого сукна. Он высвободился из рук людей, встал на землю и посмотрел на восток, и несколько тысяч миров были для его глаза как одно пространство. И чествовали его боги и люди благовониями, венками и тому подобным и говорили: «Ты великий герой, здесь нет тебе подобных; где найдешь более великого?»

И так посмотрел он на четыре страны света и на четыре промежуточные страны света, посмотрел вниз и вверх; и после того как он рассмотрел десять небосводов и не нашел себе подобного, он сказал: «Это север», — и сделал семь больших шагов, а бог Брахма держал над ним зонтик от солнца, а Суяма — опахало, а другие боги держали в руках обычные царские знаки власти и отличия. На седьмом шагу он остановился, голосом героя крикнул: «Я — первый в мире», — и испустил львиный рык…»

Наше предыдущее описание последующего ухода Сиддхартхи в отшельники вызывает вопрос о реальном фоне этого повествования. Его мы находим на месте — в городе Капилавасту, на празднике Ашальхи-Накхата и в лесу Лумбини, где свершилось рождение. Рождение в роще Лумбини долго оспаривалось, пока не было открыто в 1896 году место со знаменитой колонной царя Ашоки, который правил Индией примерно в 268–232 гг. до н. э. и распространил свое господство на отдаленные части субконтинента.

Каменная колонна, воздвигнутая в 245 году до н. э., имеет следующую надпись на североиндийском языке магадхи: «Двадцать лет спустя после своего коронования царь Ашока пришел сюда, чтобы почтить Будду, который здесь родился. Он построил эту колонну в знак того, что Пробужденный на этом месте появился на свет…» Эта надпись не только стала последним доказательством рождения Будды в роще Лумбини, но и рассеяла последние сомнения в его долго оспариваемом историческом существовании.

На этом примере мы видим связь действительности и легенды, которая встречается во всех историях, посвященных Будде. Переходы плавные, при этом рассказчики, устно передававшие свои тексты от поколения к поколению, совсем не осознавали явных для нас разрывов между реальностью и фантазией.

«Ниданакатха», из которой мы взяли рассказ о рождении, уходит своими корнями в действительные события тысячелетней давности. Она является частью возвышенной истории жизни, которую мы находим также в речах Будды как своего рода автобиографических очерках.

Совсем с другой точки зрения описывает ученик Будды Анаида в 123-й сутре «Маджджхима-Никайя» («Собрание наставлений средней длины») последнее возвращение Пробужденного на эту Землю. Ее понимание предполагает знание индийского учения о перерождениях, которое задолго до Будды существовало в Индии, — нечто само собой разумеющееся для любого индийца. Поэтому мы подробно рассмотрим его возникновение и значение в следующей главе. Знание этого учения является не только предпосылкой для понимания истории жизни Будды, но и правильным подходом к его учению.

Сутры — более поздние буддистские учебные тексты — имеют одно общее с речами Будды: повторения, которые должны углубить и сделать незабываемым сказанное. Этой форме следует и сутра «Маджджхимы-Никайя». Она постоянно повторяет начальную формулу «Когда Бодхисатва…» и дает понять, что все, что здесь происходит и соответственно высказывается, относится к нему — будущему Будде.

Сутра исходит не из событий на Земле, а из места пребывания Будды перед его последним перерождением. Это небо тушита, один из буддистских раев, где боги и бодхисатвы живут в невидимом для нас счастливом единстве до их следующей реинкарнации.

Хотя здесь нам предлагается совсем другой взгляд на рождение Сиддхартхи Гаутамы, бесспорно родство обоих текстов. Они рождены одним и тем же образом мыслей и имеют одну цель: показать нам исключительность и особое значение этого Бодхисатвы.

В сутре «Маджджхимы-Никайя», которая также была переведена на немецкий язык Юлиусом Дутойтом, мы читаем:

«Погруженный в раздумья и внутренне собранный, покинул Бодхисатва небо тушита и вошел в чрево своей матери.

Когда Бодхисатва покинул небо тушита и вошел в чрево своей матери, то в мире богов и людей, в мире Мары, в мире Брахмы, в роду аскетов и брахманов, богов и людей появилось беспредельное сияние, которое превзошло внеземную власть богов. И воздух между отдельными сферами не был более заполнен мглой и мрачной темнотой; и там, где сами солнце и луна так чудодейственны, так могущественны, но не имеют света, там появилось беспредельное сияние, которое превзошло внеземную власть богов. И создания, которые были поражены этим, узнали благодаря этому сиянию друг друга: «Есть и другие создания, которых поразило это. И вся система десяти тысяч миров качнулась, содрогнулась и задрожала, и появилось в мире беспредельное сияние, которое превзошло внеземную власть богов».