Будда из пригорода

Именно благодаря папиному присутствию у людей прочищаются мозги, а что именно он скажет, уже не столь важно. Покой, невозмутимость и уверенность, исходящие от него, словно наполнили меня воздухом и светом, и я бродил по безмолвным, наполненным ароматами комнатам, порою садясь в какое-нибудь кресло и глядя в даль. Я стал острее слышать и звуки, и тишину, отчетливее видеть цвета. Нашел камелии в красивой вазе, и понял, что не могу оторвать от них восхищенного взгляда. Папино спокойствие и сосредоточенность помогли мне по-новому оценить и удивиться деревьям в саду, когда я смотрел на них не анализируя, без каких-либо ассоциаций. Дерево — это форма и цвет, а не листья и ветви. Но свежесть восприятия понемногу начала исчезать, мозг снова ускорил свою работу, в нем зашевелились мысли. Папина магия действовала, и я был доволен. Но колдовство на этом не закончилось: появилось ещё кое-что — голос. И голос заговорил со мной стихами, пока я стоял в прихожей Карла и Марианны. Каждое слово звучало по отдельности, до того пуст и чист был мой разум. Голос говорил:

И вправду — день стучит в окошко.
Но полежи со мной немножко.
К чему вставать? Нельзя ль и днем
Лежать, как ночью, нам вдвоем?
Во тьме любовь тебя не гонит от меня,
Так пусть удержит и при свете дня.

Это был густой мужской голос, но доносился он не свыше, как мне сначала показалось, — увы, вовсе не ангел адресовал мне эти строки, — а со стороны. Я шел на звук, пока не увидел в оранжерее парня с серебристыми волосами, сидящего на качелях рядом с девушкой. Он говорил с ней, — нет, читал из тетрадки в кожаном переплете, которую держал в руке, — наклоняясь к самому её лицу, как будто впечатывая в неё слова. Она сидела какая-то вялая и источала резкий запах духов «пачули», и, пока он читал, дважды отвела от глаз прядь волос.

Двери в Рай для змеи закрыты.
Раненый олень, не ищи целебной травы:
Сердце твое навеки разбито.

Девушка смертельно скучала, но оживилась и легонько толкнула его локтем при виде меня, случайного соглядатая.

— Простите, — сказал я, отворачиваясь.

— Карим, почему ты меня игнорируешь?

Теперь я узнал его: это был Чарли.

— Я не игнорирую. Вернее, не нарочно. Чего это ты так посеребрел?

— А так смешнее.

— Чарли, я целую вечность тебя не видел. Чем ты занимался? Я уже начал за тебя беспокоиться, и вообще!

— Нет причин за меня беспокоиться, малыш. Я готовил себя к будущей жизни. И вообще!

Я обалдел.

— Н-да? И какой же будет эта твоя будущая жизнь? Ты уже в курсе?

— Когда я смотрю в будущее, я вижу три вещи. Успех. Успех…

— И успех, — устало договорила за него девушка.

— Это обнадеживает, — сказал я. — Так держать, мужик.

Во взгляде девушки появилась насмешка.

— Малыш, — хихикнула она. И ткнулась губами в его ухо. — Чарли, может, ещё почитаешь?

И Чарли снова начал читать, теперь нам обоим, но я уже не получал от этого удовольствия. Если честно, я чувствовал себя довольно глупо. Мне была срочно необходима свежая доза папиного лекарства для мозгов, но не хотелось уходить от Чарли. Зачем он покрасился в серебряный цвет? Неужели мы вступили в новую эру причесок, а я совершенно упустил это из виду?

С трудом я заставил себя вернуться в гостиную. Папин ангажемент на одно выступление включал в себя получасовую шепелявую инструкцию плюс вопросы, потом получасовой сеанс йоги с легкой примесью медитации. В конце, когда все поднялись, сонно переговариваясь, тетушка Джин холодно поздоровалась со мной. Я видел, что ей не терпится уйти, но в то же время она глаз не сводит с расслабленного, улыбающегося папы в дальнем конце комнаты. Его окружили Ева и ещё несколько желающих получить побольше информации о его учении. Двое из них спросили, не согласится ли он устроить такое собрание у них дома. Ева собственнически увела его, безостановочно кивающего, от этих зануд.

Перед уходом мы с Хелен обменялись адресами и телефонами. Чарли с девушкой спорили в прихожей. Чарли хотел отвезти её домой, а она настаивала на том, что поедет куда сама пожелает, глупышка.

— Ну почему ты меня не хочешь? — спросил он. — Я вот тебя хочу. Я теперь тебя люблю.

Почему он так несдержан? Я, по крайней мере, если хочу кого-то, кто не хочет меня, умею проявить безразличие. Я насмешливо фыркнул в его сторону и вышел ждать папу и Еву на улице.

Вот, значит, как оно выходит. Хелен безответно любила меня, я безответно любил Чарли, он безответно любил мисс Пачули, а она, вне всяких сомнений, безответно любила ещё какого-нибудь паршивца. Единственной парой, любящей небезответно, были папа с Евой. Я ужасно страдал, сидя с ними в машине, когда Ева то и дело обнимала папу. Папе пришлось даже предупреждающе погрозить ей пальцем, и она его за этот палец укусила. А я сидел там как примерный сынок и притворялся, что меня не существует.