Будда

Не буду подробно описывать историю жизни этого мужественного солдата, наемника и бесшабашного авантюриста, потомка сефардов, изгнанных из Испании евреев. Разве что вкратце отмечу следующее: в его фантастической биографии отразились основные события того времени. Жан-Батист Вентура менял начальников и страны так же, как офицерские мундиры, но до конца жизни оставался преданным одной стране и одному человеку — Франции (хотя рожден был в Италии) и императору Наполеону Бонапарту. В 1843 году он оставил Индию и вместе со своей дочерью от индианки (по другим источникам, от местной армянки) обосновался в Париже. Его верность Франции была отмечена французским королем Луи Филиппом. Он наградил Жан-Батиста Вентуру знаком Почетного легиона и титулом графа Мэнди. Последние годы жизни генерала, как и многих авантюристов, не назовешь счастливыми. Потеряв в различных торговых сделках почти все свое огромное состояние, он умер полунищим и всеми забытым в пригороде города Тулузы.

У людей пришлых, таких, например, как генерал Вентура, эти каменно-земляные насыпи вызвали любопытство. Ему ничего не стоило получить у Раджита Сингха разрешение на раскопки. Результаты были ошеломительными. Уже из первых раскопанных холмов извлекли большое количество золотых и серебряных монет греко-бактрийского и индо-скифского царств, а также романские монеты. Эти первые потревоженные людьми руины буддистских культовых сооружений были, образно говоря, камушками, которые мгновенно вызвали лавину, только не снежную, а монетную. Примеру Жан-Батиста Вентуры незамедлительно последовали предприимчивые британцы, — и монеты посыпались в собрания западных коллекционеров, как из рога изобилия. Индия предоставляла большие возможности для любителей-археологов. Во времена владычества мусульман буддийские культовые сооружения, храмы и ступы, были практически стерты с лица земли. В большом небрежении находились также индусские культовые постройки.

В разгар «монетной лихорадки» на индийском небосклоне появляется новый персонаж — Джеймс Принсеп (1799–1840), историк, знаток древнеиндийских языков санскрита и пали, антиквар и нумизмат, консультант Калькуттского монетного двора. Он жил в постоянном движении, легко и беззаботно, словно играючи, занимаясь то одним делом, то другим. А между тем результаты его трудов всегда оказывались основательными и впечатляющими. Так, в свободное от основной работы время Джеймс Принсеп, изучая индийскую эпиграфику и нумизматику, дешифровал эдикты императора Ашоки, написанные письмом брахми. Образцом письма брахми являются надписи на монетах второй половины IV века до н. э. В древнейшем образце письма брахми — направление письма справа налево, а начиная с надписей Ашоки — наоборот[112].

Ради справедливости уточним, что частично эта письменность была дешифрована до него усилиями лингвистов. Бесспорно, впрочем, что ему первому удалось восстановить значение девятнадцати знаков письменности кшаро-штхи и одной лигатуры, до него не дешифрованной. Письменность кхароштхи известна по монетам индо-греческих, а также индо-скифских царей (III в. до н. э. — I в. н. э.) и по надписям царя Ашоки и др. Она локализована в Северо-Западной Индии и по времени относится к III веку до н. э. — III веку н. э., а вскоре была вытеснена широко распространившейся письменностью брахми[113].

Джеймс Принсеп был человек неуемной энергии. Лучше всего к нему подходит сравнение с теми «рабочими лошадками» эпохи Возрождения, которые тащили ее из последних сил вперед к эпохе Просвещения. Он провел реформу мер и весов, ввел единый стандарт чеканки монет и установил четкую систему проб. Помимо того что он проявил себя как мастер пробирных дел высшего класса, он был еще талантливым рисовальщиком и архитектором. Вдобавок ко всему — специалистом по архитектурному планированию. По его проектам в Бенаресе появились Монетный двор и здание англиканской церкви.

Он унаследовал должность консультанта Монетного двора, как и обязанности секретаря Королевского Азиатского Бенгальского общества, от своего учителя — известного английского индолога и санскритолога Гораса Гаймона Вильсона (1786–1860). При активном содействии Джеймса Принсепа журнал Общества превратился в серьезное научное издание[114].

С помощью этого журнала он оповестил почти всю Индию (в данном случае ее преимущественно представляли чиновники колониальной администрации) о необходимости собрать в одном месте максимальное количество монет или их рисованных копий, а также сохранившиеся надписи или их фрагменты на мраморных и гранитных стелах. Эти археологические находки, как полагал Джеймс Принсеп, для историков, занимающихся Древней Индией, представляли бесценный материал. Для него археология была основным критерием истины в прояснении многих историографических вопросов.

Трудно представить, сколько посылок пришло по почте на его адрес.