— О, так мы соседи! — удивился я, взглянув на маленькие буквы.
— Правда?
— Это же WC1?
Кивнула.
— Ну, до встречи, — попрощался я.
Лелия нажала на педаль газа, и машина тронулась. Неисправная печка судорожно выдохнула поток тепла, но потом из нее пошел холод.
— Я сейчас видел девушку, — сказал я. — Она вчера вечером была у МакДары.
— Да?
— Ну та, серая мышка. Ты поняла? Я даже ее не запомнил.
— А, эта… та, которая рядом с Реном сидела? Была там одна тихоня, хотя ничего, симпатичная. Я, правда, с ней не разговаривала.
— Она сказала мне, как ее зовут. Смотри, как этот придурок разворачивается! Что-то в ней есть французское, по-моему.
— Не знаю. Я хотела с ней поговорить, но так и не поговорила. Мне хотелось ее с людьми познакомить.
— Ну да. В общем, она была сейчас в ресторане.
— А я ее не видела.
— Я сказал ей, что она может как-нибудь заглянуть к нам с Реном.
— О Господи, зачем это нужно? Она же какая-то… ну… скучная, что ли. Но что-то я веду себя как стерва. Ты правильно сделал. Молодец. Иногда бываешь.
— На Рождество хочется быть щедрым.
— Да. Смешно, правда? А я на Рождество становлюсь сентиментальной. Мне хочется плакать, я все время представляю себе одиноких стариков, о которых дети совсем забыли. Это чувство вины?
— Не знаю. Мне кажется, благотворительные организации на Рождество, наоборот, собирают больше. Когда к тебе в следующий раз подойдут и предложат купить очередной выпуск «Биг исью», можешь отдать продавцу те паршивые мандарины, которые ты купила в «Сейфуэй».
— Ах ты… — Она засмеялась.
— Я вот никак не могу понять, — сказал я, — нужно ли желать счастливого Рождества, когда встречаешься с кем-нибудь незнакомым на улице в само Рождество? Или, ну, знаешь, положено не обращать внимания друг на друга. А может, надо улыбаться и поздравлять всех подряд, как у Диккенса? Продавцов, телефонных операторов. Или они думают, что ты ненормальный, даже если просто посмотреть им в глаза?
— О Ричард, — улыбнулась она. — Только ты…
— Знаю, знаю, — я наклонился и уткнулся лицом ей в колени. Потом стал подниматься все выше и выше по бедрам, пока она не засмеялась и не прикрикнула на меня, чтобы я перестал.
Когда подъехали к дому, я вспомнил письмо, которое пришло мне по электронной почте. Через окна опутанных светящимися гирляндами домов, перед которыми растут деревья в белых огнях, еще одно гаденькое письмецо прилетит в мою квартиру, чтобы замарать мой компьютер. Где-то в заплеванной кафешке в Южном Лондоне сидит бородатый алкаш и изливает свою гнилую душонку в потемки чужой души, или какая-нибудь полоумная одна в пустой квартире коверкает свою молодость. Я знал, что меня уже ждет новое письмо. Мне было любопытно, но я решил открыть его после Рождества, как будто хотел сохранить пока свою жизнь такой, какая она была.
3
Ричард
Мы жили в Блумсбери, среди зеленых теней справа от центра города, там, где обитали только студенты да странные старые дамы давно забытого средне-европейского происхождения — перелетные птицы и загнивающие под коркой американского туризма.
Я настоял на том, чтобы остаться в Блумсбери, руководствуясь каким-то вывихнутым стремлением к столичности, которое, по сути, являлось местечковой боязнью грязи и людей из провинции. Но сельский мальчик, которым я был в душе, взял верх, и лондонский район WC1 превратился для меня в ту же деревню. Так что жизнь моя теперь протекала в пространстве, ограниченном семью загаженными собаками площадями, газетными киосками под синими вывесками и магазинами, освещенными лампами дневного света, в которых покупателей обдирали как липку. Чтобы попасть на работу (четыре дня в неделю я редактировал книжные обзоры в газете, пятый уходил на составление биографии — занятие, которое вызывало у меня все большее и большее чувство ужаса), мне приходилось выбираться на соседнюю Клакенвелл. Всего-то десять минут ходьбы, но словно другой мир. А вот Лелии, чтобы дойти до университета, где она работала, нужно было прогуляться от нашего дома до Рассел-сквер. Жить в этом районе меня заставляло странное упрямство — Блумсбери все-таки не Бодмин Мур. И уж я никак не мог ожидать, что Сильвия тоже может жить в этом районе.
Наша тесная квартирка находилась в доме на Мекленбур-сквер, на высоте трех лестничных пролетов; окна с одной стороны выходили на удивительные зеленые лабиринты частного сада, а с другой — на архитектурное уродство в стиле ар деко, с бельевыми веревками и крошащимися железными балконами над постоянно шумной дорогой. Квартира преобразилась, когда в ней поселилась Лелия. Из запущенной маленькой квартирки с лестницей, заваленной старыми газетами, она превратилась в более или менее сносное жилье, похожее на крошечный частный домик.