Будь со мной

Я окинул взглядом отдел. Женщины с огромными животами проходили мимо меня, чинно и неспешно, как морские корабли. Некоторые несли на животах детей в тех самых матерчатых кармашках. Младенцы, практически неотличимые друг от друга пухлощекие создания с чахлыми волосами на головах, в основном спали. Некоторые громко и неприятно кричали. Я заметил, как одна мамаша смотрела на своего отпрыска стеклянными глазами, в которые уже, очевидно, навсегда впечаталась гордость. Со стороны казалось, что она находится в каком-то трансе, но, замкнутая в своем крошечном субъективном мире, она выглядела отвратительно. Лицо ее в ту секунду было таким сосредоточенным и отрешенным, будто она мастурбировала. Внезапно я понял, что каждая мать здесь считает своего ребенка лучшим. Именно так. Самым лучшим. Какими бы извращенными или гормональными критериями они ни пользовались для оценки качеств своих чад, все они находились во власти счастливого заблуждения, что их маленький дышащий комок жизни более совершенен, чем остальные.

Коляски, которые, насколько мне известно, называют «багги», были выстроены в каком-то недоступном для меня порядке. Я не мог себе представить, как мне изобразить хоть какой-нибудь интерес. Мне становилось тоскливо. Лелия, присев на корточки, в задумчивости смотрела на пакет с какой-то одеждой со светлой окантовкой, который держала в руках. Я взял у нее из рук пакет и бросил в ее корзину.

— Берем, — сказал я.

Я увидел затылок (темно-каштановые волосы, доходящие до плеч, худая спина, знакомая осанка), и у меня появилось странное чувство, что я сплю или что надвигается беда. Не может быть, чтобы это была она, опять та же женщина, подумал я, хотя понимал, что глаза мне не лгут. Она стояла рядом с какой-то другой женщиной. Я молчал. Мне было неловко, оттого что я общался с ней после того, как подшучивал над Лелией из-за ее слишком заученных подруг; еще больше мне было неловко, оттого что я заказал у нее рецензию. Отвернулся в другую сторону. При мысли о том, что сейчас придется придумывать какие-то отговорки, мне стало не по себе. Я задумался, как лучше рассказать Лелии о том, что я встречался с этой женщиной и дал ей задание.

— Я… что еще? — сказал я.

— Ну… — сказала Лелия. — Не стоит заранее закупать слишком много всего.

— Почему же? — неуверенно спросил я, с ужасом рассматривая коробку каких-то штуковин, которые назывались «насадка на сосок», рядом с пузатыми бочонками крема для подгузников. Неужели все эти вещи действительно необходимы или они нужны лишь для того, чтобы выкачивать у молодых неопытных мамочек деньги? Снова почувствовал тошноту.

— Плохая примета. Хочу посмотреть на багги, — сказала Лелия.

— Ну сходи, посмотри, — не стал возражать я. — А я тут пока… э-э-э… приценюсь к детским ванночкам. Нам же это тоже понадобится?

— Мне кажется, ребенка можно купать в обычной раковине. Хотя, если честно, я не знаю. Посмотри лучше муслин. Встретимся через минуту.

— Какой еще муслин? — пробормотал я.

Зашел за угол. Хотел почитать газету, но подумал, что Лелия, если застанет меня за этим занятием, может рассердиться или, что еще хуже, обидеться. Видеть ее раздраженно-недовольное лицо мне совсем не хотелось.

Сильвия стояла ко мне спиной, она еще несколько секунд поговорила с подругой, потом подруга ушла, и она повернулась ко мне.

— Ты что, за мной следишь? — спросил я.

Она ответила не сразу.

— А я собиралась сказать тебе то же самое, — наконец невозмутимо заговорила она.

Я чуть было не вскипел, но потом задумался. Она права. Исходя из ситуации, вполне могло оказаться, что это я слежу за ней.

— Мы оба живем в Блумсбери, — примирительно сказал я, пожимая плечами.

— Это не Блумсбери. Но я все равно рада тебя видеть.

Мое внимание привлек ее рот. Когда она говорила, верхняя губа плавно двигалась, изгибаясь, словно ее движения подчинялись какой-то своей, независимой пластике. Сильвия была в твидовом костюме, до смешного английском, строгом и старомодном, но в ту минуту я в первый раз смог отчетливо увидеть ее «французскость». Глаза ее были ничем не примечательны. Но рот, хотя и без признаков помады, бросался в глаза. Ее черты словно перегруппировались, теперь она не казалась бесцветной, пустой, ее лицо превратилось в смесь отдельных элементов.

— Ты написала гениальную рецензию, — сказал я первое, что пришло на ум, хотя прилагательное можно было употребить и не такое сильное.

— Гениальную? — переспросила она. — Не думаю.

— По крайней мере очень хорошую.

— Я просто прочитала все, что нашла по этой теме, — тихий, но какой-то сухой голос отчетливо выводил все слова — солнце в туманную погоду. — Я целую ночь выискивала новые ссылки, которые казались мне существенными. Мне, кстати, почему-то показалось, что ты тоже не спишь. — Она отвела назад выбившуюся прядь волос. — Когда наступил рассвет и начали летать эти непонятные чайки — что они вообще так далеко от моря делают? — я закончила. Как ночь прошла, я и не заметила. Я переживала, что вышло слишком мало.