Будь со мной

— О Лелия! — я стал целовать ее в шею, в щеку, чувствуя себя слюнявым псом, подлизывающимся к хозяину, но она упорно отказывалась повернуться. — Милая, — говорил я. — О, это… Здорово, ты такой молодец, ты такая красивая. У нас будет ребенок!

Ужасно захотелось, чтобы время остановилось, чтобы можно было отмотать свою жизнь на несколько минут назад. Ведь это возможно! Наверняка даже до смешного просто. Ведь мне всего-то и нужно вернуться в тот морозный воздух, в тот шум проносящихся мимо автомобилей, в то время, когда я спешил домой с сигаретой в зубах и вкусом «Саличе Салентино» во рту, когда самыми важными вещами в мире для меня были лучший друг на краю совершения интересной ошибки, работа над книгой, любовь к женщине. Я и она. Квартира в Блумсбери. Последний оплот нашей юности. Неужели все позади?

Это стремнина, подумалось мне. Стремнина. Мне никогда не приходилось плавать по горным порожистым рекам. В детстве я ходил под парусом, и мне всегда было интересно, каково это — сплавляться по бурной реке со стремнинами и порогами. Точно так же, когда я уже жил на Мекленбур-сквер, когда одно время года сменялось другим, от запаха земли и листьев моя душа требовала свободы, хотелось валяться на земле, залезть на дерево, но только не сидеть в Лондоне, наблюдая, как тонкой струйкой утекает жизнь.

— Я-то думала, ты обрадуешься, — произнесла Лелия. Она неподвижно сидела у меня на коленях.

— Я рад! — сказал я, но слова прозвучали сухо и неестественно. Попробовал еще раз. Осекся. Что-то было с голосом.

— Я так хотела… Так хотела позвонить тебе. Потом решила не звонить, потому что сомневалась. У меня было такое чувство… ужасное чувство, что ты будешь не рад.

— Но я рад, рад! — принялся убеждать ее я. — Я же люблю тебя. Пожалуйста, дорогая, посмотри на меня.

Я представил, каким я буду. Папашка в старом свитере. Рассеянный сутулый старый дурень, который строит из себя идиота, чтобы остальным было веселее жить, которого посылают в гараж чинить сломанный мотоцикл, пока жена звонит подругам по телефону, чтобы поговорить про школьный родительский комитет. Стало противно. Я разозлился то ли на себя, то ли на весь белый свет. Мне до сих пор казалось, что мы только что получили дипломы, что мы просто смеха ради делаем вид, что живем в своих домах, и что со временем добьемся оглушительного успеха. Другой моей части уже все обрыдло и было смертельно скучно.

Лелия не поворачивалась. Попытался потрепать ее по щеке, повернуть лицо к себе, но рука натолкнулась на сопротивление, и нежный жест примирения превратился в грубость. Я сдался. И тут она повернулась. Все щеки в слезах.

— Что ты, милая? — пролепетал я. Такого я не ожидал. Притянул ее лицо к себе и поцеловал сначала в уголок рта, потом в ухо, уткнулся носом в щеку. Волосы прилипали к мокрой от слез коже. — Зачем ты так? Я же люблю тебя. Ты у меня умница. Ну что я могу сказать? Я так рад.

— Ты не рад, — сказала она.

— Это просто… просто так неожиданно! И… то, что было с тобой раньше…

— Сейчас не так. Давай надеяться, что все будет хорошо.

— Я просто не ожидал, честно. Я понятия не имел.

— Я говорила тебе. Предупреждала.

— Да, я знаю, но я тогда не придал значения. Не поверил, что это возможно. А ты как себя чувствуешь? Ты… ты волнуешься?

— Да, — еле слышно сказала она, я притянул ее к себе и обнял. Когда она склонила голову и прижалась к моей шее, я с удивлением почувствовал, что у меня у самого на глаза навернулись слезы. Непривычное ощущение. Я сбросил на пол куртку, мы пошли в спальню и легли в кровать, потом разговаривали и лежали, крепко обнявшись, пока оба не заснули в девять часов. Посреди ночи проснулись и сделали странное: заказали в китайском ресторане ужин на дом, который привезли только в час, и съели его прямо на постели.

— Прости меня, прости, — повторял я. Напряжение потихоньку спадало благодаря темноте и ощущению, что я все-таки могу быть прощен, которое появилось, когда мы легли под одно одеяло. — Конечно, я счастлив. Просто я… о Лелия, я не могу себе этого представить. Наш ребенок!

— Ты и я, — проговорила она. — Если это действительно произойдет. Это будем мы. Мы, слитые в один организм, но все равно кто-то другой. Я люблю тебя. Не оставляй меня одну.

— Конечно же, я тебя не оставлю, — заверил ее я, и сердце сжалось от жалости. Я обнял ее за плечи. Погладил по животу.

— Не надо, — сказала она.

Сдержал раздражение. Поцеловал ее в голову.

— Прости, — повторил я. — Прости, что я… повел себя не так, как ты ожидала. Я все сделаю ради тебя.