Будь проклята страсть

   — Два, — ответил Ги. — Он окончил Сен-Сир[96] и ушёл из армии. Одержим зудом писать — что угодно. Настоящая его фамилия Туссен. Он, между прочим, барон.

— Вот как? — Выражение лица Бурже изменилось; он выпрямился и с любопытством поглядел на Ги. — Барон? В самом деле?

Подошло несколько знакомых Гонкура. Бурже сказал, что приглашён на обед, и ему пора. Ги попрощался и зашагал по бульвару. Внезапно он увидел идущую навстречу женщину в чёрно-зелёном платье и зелёной шляпке. Произнёс вполголоса: «Клем!» — с весёлой улыбкой шагнул к ней, поднимая руку к шляпе, — и увидел, что это не она. Женщина, отвернувшись, прошла мимо. Ги смотрел ей вслед. Походкой, лёгким колыханием юбки она напоминала Клементину. Он ощутил лёгкую боль в душе, как всегда при воспоминании о ней после их последней встречи. В Алжире он часто вспоминал Клем. И очень жалел, что обидел её. Теперь ему было понятно, что радость возвращения в значительной степени объяснялась предвкушением встречи с Клементиной. Ги пошёл дальше и внезапно почувствовал себя на людном бульваре одиноким.

На другой день незадолго до пяти часов он свернул с площади Оперы на бульвар Капуцинов и вошёл в здание, где находилась редакция «Жиль Блаз». Эта газета становилась всё более популярной благодаря своему дружелюбно-вульгарному тону. При всей её развязности она была одной из самых интересных в Париже.

В коридоре первого этажа было людно и очень шумно. Женщины с ярко накрашенными губами и подведёнными глазами, в туфлях на высоких каблуках бесцеремонно обращались к мужчинам в цилиндрах, касались плечами неряшливых поэтов, хохотали вместе с молодыми людьми, сидевшими, не вынимая сигарет изо рта. Они поглядывали на проходившего мимо Ги, две подмигнули ему. Когда он толкнул дверь в дальнем конце коридора, она открылась всего на несколько дюймов из-за набившихся в комнату людей. Ги кое-как протиснулся внутрь и оказался в тесном помещении, в окружении лиц, накрашенных губ, плеч, моноклей, галстуков. Ги не представлял, что эта комната способна вместить столько народу. Шум стоял неимоверный, было душно, пахло дешёвыми духами и табачным дымом. Публика была такой же, как в коридоре. Стиснутый со всех сторон Ги оглядел её — актрисы, завсегдатаи скачек, шлюхи, дельцы, маклеры, писатели, спортсмены, хорошенькие девушки, «синие чулки», лесбиянки, педерасты. Одна девушка с приятной улыбкой сказала ему: «Знаешь, а я графиня Балафрен».

   — Очень приятно, — ответил Ги и, протискиваясь мимо, ущипнул её за ягодицу. Увидел Мезруа, которого прижали к рыжеволосой женщине с громадным бюстом, протянул руку и отдал ему то, что написал по его заказу. Потом прокричал:

   — Где Дюмон?

   — Наверху. В редакции.

Мезруа кое-как высвободил руку и указал в дальний конец комнаты. Ги протиснулся сквозь толпу к узкой винтовой лестнице и поднялся в маленькое низкое помещение с захламлёнными столами, скомканными бумагами на полу, старыми стенными картами, умывальником с кувшином и раковиной, треснутыми газовыми лампами и чучелом пони. Сразу же оказался лицом к лицу с Огюстом Дюмоном, владельцем газеты, тот крепко пожал руку Ги и громко заскандировал: «Пре-крас-но, пре-крас-но!» На столах сидело несколько репортёров.

   — Что за толпа внизу? — спросил Ги.

   — Несколько друзей, — ответил Дюмон. — Друзей газеты.

Это был невысокий полный человек с массивными чертами лица. Подбородок его зарос седой щетиной, крупные зубы были редкими.

   — Пойдёмте ко мне в кабинет.

Он вышел вместе с Ги в коридор с неровным полом и множеством дверей. Когда они проходили мимо первой, из-за неё послышался женский смех — громкий, вульгарный.

   — Пре-крас-но, — пробормотал Дюмон, к удивлению Ги. Мопассан уже решил писать для газеты, если условия — Дюмон славился прижимистостью — окажутся приемлемыми. Перед ним открывалась возможность публиковать лёгкие рассказы, которые он писал с удовольствием, но не мог пристроить в «Голуа».

Однако Дюмон даже не стал торговаться.

   — Я не делаю секрета из того, зачем пригласил вас, — сказал он. — Беру новый курс. — Он откинулся на спинку кресла и забросил ногу на ногу. — Привлекаю лучшие литературные таланты. «Жиль Блаз» не должен терять своей развязности. Но это будет художественная развязность! Ха! — И взял номер газеты, исчёрканный красным карандашом. — Видите, что мы публикуем? Пикантные сплетни, скандальные истории, а теперь и рассказы. Развлекательное чтиво. Всё мастерски написано! Мы твёрдо ведём свою линию с тех пор, как пре-крас-на-я парижская пресса прошлым летом устроила кампанию против нас, добиваясь, чтобы газету закрыли за порнографию!

Дюмон с каким-то шуршанием потёр свои громадные ладони, поскрёб подбородок.