Будь проклята страсть

Мускулистые женщины, которые с помощью лебёдки вытаскивали, надрывая спины, лодки на гальку, выкрикивали ему грубые слова. Над ними он смеялся. Женщины, стиравшие бельё в пресном источнике на пляже во время отлива, были хуже. Эти обнажали ноги, и во время работы груди их ходуном ходили под блузками. Одну из них звали Дидина. При виде Ги она задирала юбку повыше, оголяя бедра, и кричала ему: «Малыш, посмотри, какая ножка! Не соблазнишься?» Старые ведьмы гоготали, обнажая почерневшие неровные зубы. Некоторые из них курили короткие глиняные трубки. Дидина была молодой и хорошенькой.

Иногда Ги плавал. В скалах он знал чудесные места: «Девичий грот» и «Котёл». Лазил по лодкам, находившимся очень высоко, на вершине утёса, казалось, их выбросило туда огромной волной; то были старые посудины, которые отплавали своё и теперь были полны канатов, верш для омаров, рыбацких снастей и брезента. Лодки были повсюду; даже заглядывая в дверь церквушки, он видел эти ярко раскрашенные судёнышки, свисавшие с потолка.

С Альбером Тарбе, одним из местных мальчишек, он совершал пиратские набеги на порт, пеоеживал восхитительные треволнения на борту адмиральского крейсера, срочно прибывшего с Мартиники или из Алжира. После наступления темноты подолгу сидел с рыбаками в их дымных, сумрачных, пропахших селёдкой хижинах, слушая их разговоры. Самым выдающимся жителем этого посёлка был ушедший на покой моряк, которого называли капитаном Куто. Невысокий, с приплюснутым носом и глазами навыкате, он весь, от козырька фуражки до начищенных сапог, блестел чернотой; а его горбатая дочка пела песни на непонятном языке. Капитан говорил, что это язык её матери, светлокожей негритянки, которую он купил на побережье Гвинейского залива за двадцать франков.

   — Она была прелестной, малыш, изумительной, — как-то сказал Куто, причмокнув губами.

Но больше всех Ги нравились Жанно Тарбе и Люсьен. Жанно был старшим братом Альбера, жил он с женой и тремя детьми в хижине на краю посёлка. Люсьена все звали просто по имени; он был постарше Жанно, носил большие чёрные усы. Они вдвоём владели лодчонкой и выходили в море вместе с крупными судами. Часто приглашали Ги: «Завтра мы будем конопатить. Хочешь помочь нам?»

   — Хочу ли? Конечно, Жанно.

Однажды — они только что вернулись с моря вместе с большими лодками и получили за улов свою долю денег — Ги встретил их на дороге за пляжем. И подошёл к ним.

   — Послушай, Жанно, не одолжишь ли мне заплётку для сращивания каната? Хочу набить руку.

   — Что? Решил, значит, стать боцманом? — отозвался Жанно. Друзья пошатывались и смеялись; мальчик понял, что они под хмельком. — Ладно, боцман. — Жанно сильной рукой обнял его за плечи. — Пошли, выпьешь с нами.

Кабачок находился рядом. Жанно втащил туда мальчика. Заведение оказалось скверным. В воздухе плавали клубы вонючего табачного дыма. Матросы и рыбаки за столиками шумно разговаривали, спорили, кое-кто пел пьяным голосом. Люсьен сильно закашлялся, лицо его побагровело. Он сплюнул на пол. Когда они сели за столик, Жанно сказал хозяину:

   — Три кальвадоса.

Хозяин, щуплый человечек с длинными вислыми усами, в грязном фартуке, поколебался, глядя на Ги, потом зашаркал за стойку. Люсьен посмотрел на мальчика.

   — Если боцман не может выпить с командой, он никуда не годится, так ведь?

   — Э... да.

Ги улыбнулся в ответ. Когда выпивка была подана, Люсьен придвинул один стакан мальчику. Мужчины, запрокинув головы, выпили крепкий кальвадос одним глотком. Видя, что Ги не пьёт, изобразили крайнее удивление.

   — Что же ты?

   — Боцман, — ответил Ги, — от выпивки не отказывается.

С этими словами он схватил стакан и, запрокинув голову, как взрослые, вылил содержимое в рот. Горло его обожгло, будто огнём, раздался общий хохот. Из глаз Ги покатились слёзы, его неудержимо затрясло. Он раскрывал рот как рыба, силясь вдохнуть. Вокруг все хохотали.

   — Ещё по одной.

Жанно поманил хозяина, всё ещё державшего в руке бутылку. Тот налил ещё три порции. Ги проглотил вторую.

   — Теперь ты уже никогда не умрёшь от цинги!

Ги хотелось свежего воздуха. А табачный дым становился всё более густым и едким. Вскоре матрос в углу заиграл на концертино, и вся толпа заревела песню. Ги осторожно отодвинулся назад вместе со стулом. Он хотел сказать, что ему нужно срочно уйти. Жанно одной рукой прижал его к сиденью:

   — Что такое? Сильная качка, а? Хозяин! Где кальвадос?

Снова были наполнены стаканы.

   — Пей, — сказал Люсьен, поднимая свой стакан. — Лучшее средство на свете от дурного настроения. Уж не морская ли болезнь у тебя?

   — Что? Морская болезнь? — вмешался Жанно. — Только не у этого человека. Он насквозь просолился. Пей, пей, Гиймо[7].

   — Меня зовут Ги де Мопассан.