Читаем «Будь проклят Сталинград!» Вермахт в аду полностью

Командиры нетронутых частей — как и я — снова и снова получали приказ направить людей в пехоту. Мы не могли отказаться. И все, что мы могли сделать, — посылать не лучших, а, напротив, слабых и недисциплинированных, какие есть в любой части. Мне их было, конечно, жаль, — но моей обязанностью было как можно дольше сохранить батарею боеспособной.

Успешный прорыв из окружения был более невозможен. Русские непрерывно сжимали вокруг нас кольцо. Русские неустанно давили на город своими свежими дивизиями. Многие мысли пролетали в голове — быстрая смерть от рук неприятеля или, может быть, от собственной руки. Все остальное означало медленную и ужасную смерть.

Наши части раз за разом прочесывались на предмет людей, которых можно отправить на фронт. Я следил за тем, чтобы никто не был послан в эти отряды самоубийц дважды. Было даже два сумасшедших, которые вызывались добровольцами, чтобы сбежать от ежедневного голода на батарее. Это были истинные наемники — их было трудно убить. Они были хорошими ребятами, и почти всегда у них все получалось. Они даже знали, как извлечь маленькую пользу из большой катастрофы. В неразберихе отступления у них часто получалось найти еду и выпивку. Они подбирали многие полезные вещички из разбитой техники, брошенной на обочинах. В отличие от «крыс», они всегда возвращались в свои части, потому что чувствовали сильную связь с товарищами, и часто делились с ними добычей. Эти бойцы в нашей части набрали большой опыт, благодаря которому они продержались в боях дольше других. Эти бессмертные обер-ефрейторы, не имевшие ни малейшего желания быть продвинутыми по службе, всегда умели оказаться близко от очередной удачи. По сравнению с другими дивизиями, многие из которых находились в стадии распада, наша 71-я, судя по моим наблюдениям, была еще в приемлемой форме во многом благодаря стабильной ситуации на берегу Волги. Наши неопытные солдаты отправлялись на Волгу — где ничего не происходило — для беззаботной службы. Испытанные в боях офицеры и солдаты собирались и отправлялись на запад встречать русский натиск. Таким образом, наш командир дивизии смог сохранить дивизию и не дать ей начать рассыпаться. Все это поднимало наш боевой дух и предотвращало ненужные потери, как часто случалось во второпях собранных «аларменхайтен».

Пополнения запасов больше не существовало, и не было никакой надежды на помощь снаружи. Идея прорыва забуксовала. Мы, защитники «котла», были просто слишком слабы. На батарее распространялась апатия. Последние снаряды приберегались для последней битвы, даже если мы и не имели ни малейшего понятия, как она будет проходить.

Какое-то время назад Паулюс перебрался из Гумрака в сектор нашей дивизии. Его новым обиталищем стал надежный подвал универмага в центре города. Поскольку место, где располагалась позиция передков, становилось все более опасным, я ее ликвидировал. Полевую кухню и четыре лошади из пяти, полумертвых от голода, разместили на первом этаже бани. Шпис и административный персонал перешли в мой вместительный командный пункт.

Я повысил уравновешенного штабс-ефрейтора Эйкмана, старого артиллериста, до «шефа» моей 7,62-см полубатареи на Волге. Его прежняя должность счетовода была практически бесполезна. Все, что еще нужно было делать, мог сделать и шпис. Для русских пушек еще хватало снарядов. Ничего особенного на замерзшей Волге не происходило. Мы наблюдали вражеские разведывательные патрули, но русские решили здесь не наступать.

Голод становился все более явным, особенно когда мы ничем не были заняты. На батарее Эйкмана произошел неприятный случай: среди его людей был неприятный тип, уже не раз бывавший под полевым судом за кражи у товарищей и другие преступления. Он даже успел послужить в штрафном батальоне. Единственное, что его спасало, так это готовность служить. Он, наверное, наполовину сошел с ума от голода, когда подстерег двух румын, тащивших санки с припасами для своих. Этот «товарищ» тщательно все продумал. Это явно не было спонтанным действием. Надев русскую меховую куртку и меховую шапку, он спрятался в развалинах. Когда румыны прошли мимо него с санками, он выпрыгнул и оглушил обоих прикладом винтовки, а потом сбежал с санками. Он, правда, не подумал об одном: чуть сзади шла другая группа румын — он и представить этого не мог, — и они мгновенно его скрутили. Они забрали его в штаб полка. Чудо, что они не убили его на месте.

Я узнал об этом в основном от командира полка: «Заберите этого поганца из штаба румынского полка. Напишите подробный рапорт для полевого суда и заприте его в надежном месте, пока его не заберет военная полиция. Нужно подать пример. Этот парень уже практически мертв, приговор только формальность. Вы лично ответите, если он сбежит».

Перейти на страницу:

Похожие книги

Адмирал Советского Союза
Адмирал Советского Союза

Николай Герасимович Кузнецов – адмирал Флота Советского Союза, один из тех, кому мы обязаны победой в Великой Отечественной войне. В 1939 г., по личному указанию Сталина, 34-летний Кузнецов был назначен народным комиссаром ВМФ СССР. Во время войны он входил в Ставку Верховного Главнокомандования, оперативно и энергично руководил флотом. За свои выдающиеся заслуги Н.Г. Кузнецов получил высшее воинское звание на флоте и стал Героем Советского Союза.В своей книге Н.Г. Кузнецов рассказывает о своем боевом пути начиная от Гражданской войны в Испании до окончательного разгрома гитлеровской Германии и поражения милитаристской Японии. Оборона Ханко, Либавы, Таллина, Одессы, Севастополя, Москвы, Ленинграда, Сталинграда, крупнейшие операции флотов на Севере, Балтике и Черном море – все это есть в книге легендарного советского адмирала. Кроме того, он вспоминает о своих встречах с высшими государственными, партийными и военными руководителями СССР, рассказывает о методах и стиле работы И.В. Сталина, Г.К. Жукова и многих других известных деятелей своего времени.Воспоминания впервые выходят в полном виде, ранее они никогда не издавались под одной обложкой.

Николай Герасимович Кузнецов

Биографии и Мемуары
100 великих гениев
100 великих гениев

Существует много определений гениальности. Например, Ньютон полагал, что гениальность – это терпение мысли, сосредоточенной в известном направлении. Гёте считал, что отличительная черта гениальности – умение духа распознать, что ему на пользу. Кант говорил, что гениальность – это талант изобретения того, чему нельзя научиться. То есть гению дано открыть нечто неведомое. Автор книги Р.К. Баландин попытался дать свое определение гениальности и составить свой рассказ о наиболее прославленных гениях человечества.Принцип классификации в книге простой – персоналии располагаются по роду занятий (особо выделены универсальные гении). Автор рассматривает достижения великих созидателей, прежде всего, в сфере религии, философии, искусства, литературы и науки, то есть в тех областях духа, где наиболее полно проявились их творческие способности. Раздел «Неведомый гений» призван показать, как много замечательных творцов остаются безымянными и как мало нам известно о них.

Рудольф Константинович Баландин

Биографии и Мемуары
100 великих интриг
100 великих интриг

Нередко политические интриги становятся главными двигателями истории. Заговоры, покушения, провокации, аресты, казни, бунты и военные перевороты – все эти события могут составлять только часть одной, хитро спланированной, интриги, начинавшейся с короткой записки, вовремя произнесенной фразы или многозначительного молчания во время важной беседы царствующих особ и закончившейся грандиозным сломом целой эпохи.Суд над Сократом, заговор Катилины, Цезарь и Клеопатра, интриги Мессалины, мрачная слава Старца Горы, заговор Пацци, Варфоломеевская ночь, убийство Валленштейна, таинственная смерть Людвига Баварского, загадки Нюрнбергского процесса… Об этом и многом другом рассказывает очередная книга серии.

Виктор Николаевич Еремин

Биографии и Мемуары / История / Энциклопедии / Образование и наука / Словари и Энциклопедии