«Будь проклят Сталинград!» Вермахт в аду

Моя переписка с девушкой по имени Руфь развивалась в положительную сторону. Конечно, я хотел с ней увидеться еще раз. К несчастью, ее брат Манфред, молодой пехотный лейтенант, 4 сентября 1942 г. был убит подо Ржевом. Я думал о гибели моего командира орудия 4 сентября и о том, как мне в тот же день невообразимо повезло. Совпадение или судьба — кто знает?

Эта утрата, конечно, сильно сказалась на Руфи и ее семье. Письма от нее стали короткими и сдержанными. Но все равно я начал серьезнее относиться к своим отношениям с Руфью. Переписка с другими девушками, которая велась «на всякий случай», постепенно сошла на нет. Я не хотел никого обижать.

Шестнадцатого ноября я проехался на полевой кухне на позиции, где стояли передки, к западу от города. Она удобно расположилась в узком овраге. Землянки и конюшни были врезаны в его крутые стены. Только войдя в овраг, можно было увидеть саму «деревню Передок». Я редко сюда попадал. Место командира батареи было на командном пункте, откуда можно было за считаные минуты дойти до орудийных позиций в Сталинграде. А визит на эту позицию стоил бы мне целого дня.

Абсолютным патриархом в мире передков и лошадей был шпис, вместе с фуражиром, который был столь же самостоятелен в делах своего лошадиного семейства. Когда приходилось подписывать сводки численности или другие бумаги, на КП приходил рехнунгсфюрер (казначей), он же передавал мои распоряжения. Лишь изредка шпис приходил на передовую. Рехнунгсфюрером сейчас был штабс-ефрейтор Эйкман, после гибели его предшественника, которого я знал. Эйкман был наводчиком, но теперь получил квалификацию клерка. Он хорошо делал свое дело и был крепким и сильным парнем, приятным и надежным.

Почему он не выслужился до бо́льших чинов? Было в этом что-то неправильное. В отношении шписа я не был так уверен. Он был профессиональным солдатом, который знает, как иметь дело с вышестоящим начальством любого ранга. Он точно знал, как себя вести с молодым обер-лейтенантом вроде меня. Единственной его проблемой было то, что я видел его насквозь. Лейтенантом я кое-чему научился, пока служил под командованием Кульмана, чей хитрый шпис пытался обвести меня вокруг пальца, а Кульман ему не препятствовал. Я быстро узнал, что в защите своих интересов можно полагаться только на себя. Это непросто, когда тебе 19–20 лет. Шпис на 2-й батарее явно разочаровался во мне с первой встречи. Я не выказал никакой благодарности за лишнее вино и сигары на обеденном столе. Напротив, я отклонил все предложенные добавки. Я жил на стандартном пайке обычного солдата на батарее. То же относилось к бакалейным товарам. Солдаты у передков имели возможность дополнить свой рацион — личный или групповой, — когда бы им ни хотелось. И это при том, что в степи вокруг Сталинграда ничего нельзя было найти, кроме пары дынь, да и то не в это время года.

17 ноября меня подвезли на телеге в Гумрак, где забирали почту. Ноги в кожаных сапогах замерзли. Земля почти промерзла, и ночью падал первый снег.

Там, у станции, в сентябре я и увидел, как зенитка ведет поединок с танками Т-34. В тот день у меня перед глазами взорвался передок. Я бы давно забыл о контуженной тогда руке, если бы не чувствительная липома, развившаяся в месте удара. На этот раз я ехал в Гумрак в счастливом расположении духа. Я ехал домой и, конечно, надеялся увидеть Руфь.

Поезд из двух пассажирских вагонов и нескольких товарных, запряженных в грузовик, уже стоял на погрузке. Вместо резиновых покрышек грузовик был обут в вагонные колеса. Таким образом, его можно было использовать как локомотив. Поезд отъехал со станции не сразу, было чертовски холодно. В купе не было отопления. Наконец, мы поехали черепашьим шагом, часто делая остановки, в Калач-на-Дону. Там нас переписали, выдали дорожные пайки и в ночь на 19 ноября отправили автобусом на станцию Чир. Автобус ехал по дороге вдоль западного берега Дона, где атаковал IV батальон. Больше всего пострадала 11-я батарея, и в высоких потерях был виноват Бальтазар.

Глядя в темноту, я не видел, где мы едем, но в мыслях был уже дома.

По контрасту с Калачом на станции Чир царил хаос. Никто ничего не знал. «Все поезда идут на запад. Найдите себе место сами!»

На рельсах стояло несколько поездов с крытыми товарными вагонами и несколькими пассажирскими, спереди у каждого был паровоз. Ни один машинист не знал, в каком порядке они отправятся. Пассажирские вагоны были переполнены солдатами, и места в них не было. Другие солдаты стояли в промерзших товарных вагонах. Я наконец смог найти стоячее место в первом отходящем поезде.