«Будь проклят Сталинград!» Вермахт в аду

На Волгу открывался широкий вид. В ясные дни мы могли наблюдать, как русские разворачивают на позициях массы своей артиллерии. Командир нашей батареи, обер-лейтенант Вюстер, был в отпуске, так что батареей командовал лейтенант Гильдебрандт, которому уже недолго осталось. Лейтенант Гильдебрандт скоро стал батальонным адъютантом, и батарею принял лейтенант Байгель. Я сидел на коммутаторе на КП батареи и, как радист и специалист по связи, на передовом наблюдательном пункте. Каждые десять дней к передовым наблюдателям ходили вахмистр Шпехт и 3 человека. Наблюдательный пункт был в овраге недалеко от Волги. Противник был в 15 метрах. Поскольку все было видно, двигаться можно было только вперед от вокзала по ходам сообщения, которые находились под постоянным минометным обстрелом. Батарею снова и снова перетряхивали. Все, кто считался ненужным, отправлялись в 1-ю батарею. У нее не было пушек, и она была развернута вдоль Волги в качестве пехоты. 17–18 декабря пришел приказ, гласивший, что все, кроме самого необходимого, должно быть уничтожено. Мы должны взять два орудия и двигаться на южный фас окружения, где наши танки соберутся и пойдут на прорыв, навстречу приближающейся 4-й танковой армии. Мы не успели ничего уничтожить, когда приказ был отменен.

В конце декабря – начале января в котел прилетел обер-лейтенант Вюстер. Лейтенант Байгель принял штабную батарею. Батальонный командный пункт расположился на бывшем заводе спиртных напитков по дороге от аэродрома к Красной площади. Командовал батальоном гауптман Лангнер.

В начале января меня перевели с наблюдательного пункта на батальонный КП. Фронт по Волге был в то время сравнительно тихим местом. С нашей стороны мы могли вести артиллерийский огонь по опознанным целям только после особого разрешения и не более трех снарядов, а русские могли целой батареей стрелять с другого берега Волги по отдельному человеку. Погода была снежная, с сильными морозами до 25–30 градусов ниже нуля. Это была прекрасная погода для ВВС противника, весь день висевших в небе. Бывшее помещение «Комендатуры Центр» превратили в госпиталь, и он был переполнен ранеными. К госпиталю, четко отмаркированному красным крестом на белом фоне, подошли русские бомбардировщики и сровняли с землей фосфорными бомбами. Бои в степи придвинулись к окраинам, и раненые солдаты и бродяги стекались в руины города. На нашем КП были представители всех дивизий. Ранеными занимался батальонный доктор Хенгст. Из своих скудных пайков мы кормили этих раненых и потерявшихся солдат, которые днями ничего не ели. 20 января в наш погреб перебрался командный пункт полка. Командиром полка был полковник фон Штрумпф, адъютантом – гауптман Шмидт. 28 января русские вышли к Волге южнее нас, и у нас больше не было связи с той стороной. К этому моменту бывшая тюрьма ГПУ, лежавшая вдоль балки реки Царица, была полна немецких пленных. Вечером того же дня полковой адъютант, гауптман Шмидт, попрощался со всеми. Он хотел с несколькими офицерами пробиться вниз по Волге к кавказской армии. 29 января на нашем КП, от которого оставались какие-то остатки, были по справедливости поделены оставшиеся ценности. Остатки сухих пайков были розданы накануне, 28-го. Ближе к вечеру 29-го по улице приехал Pz IV и обстрелял минометы и пехоту противника. Когда русские засекли его, они открыли огонь всей своей артиллерией, уничтожая и танк, и командный пункт. После того как подполковник фон Штрумпф и гауптман Лангнер были убиты, в наступающей темноте мы перебрались в другой подвал. Его уже занимали солдаты из другой дивизии, включая истребительную эскадру Удет, которой командовал гауптман Мундшайт. Переднюю линию заняли под укрепленный пункт. Ночью русские прорвали фронт слева от нас, и у нас был свой собственный маленький котел. Поскольку драться дальше смысла не было, утром 30 января мы пошли сдаваться в плен.