Когда ты рассказываешь какие-нибудь новые подробности о своей жизни – что до Амоса ты пять (сибирских) лет была замужем за гением-садистом; что у тебя всегда краснеет только левая щека, или что ты уже много лет отказываешься водить машину, или что у Амоса есть сын от предыдущего брака, или любую другую деталь, большую или маленькую, которую я раньше о тебе не знал и не представлял, – я чувствую, что мне нужно приложить некоторое душевное усилие, чтобы «втолкнуть» эту новую деталь в твой образ, как заталкивают книгу на плотно заставленную полку. Но, как только это происходит, все остальные детали, все мои знания о тебе подстраиваются под это изменение, каждый раз заново.
И, если уж мы заговорили о новых неожиданных познаниях друг о друге, позволь мне снять перед тобой мой разноцветный шутовской колпак. Что и говорить, на сей раз ты отправила меня в элегантно-убийственный нокаут – я и представить не мог, что мужчина, который сопровождал тебя тогда, тот гигантский кретин в свитере – вовсе не твой муж (кто же он тогда? Он оберегал тебя, как телохранитель. Как хозяин).
Ты меня совсем запутала. Спокойствие, с которым ты описываешь всех остальных мужчин в твоей жизни, одного за другим, – того, с которым ты плаваешь, и художника из Бейт-Зайта, который, кажется, влюблен в тебя до беспамятства, и слепого юношу, с которым ты переписываешься при помощи шрифта Брайля (ты специально для него выучила?). И как в твоей занятой неделе находится место для всех? И, собственно, еще ты забыла упомянуть трех ешиботников, которые тайком занимаются с тобой раз в неделю… Напиши все-таки, как он выглядит – твой муж, – чтобы я знал, какой тени с ножом в зубах мне следует остерегаться.
Ладно, ладно, не сердись. Всего-то решил немного тебя кольнуть в знак протеста против того, что моя ошибка «приятно и театрально пощекотала твое самолюбие». И что тебе совсем не хотелось ее исправлять…
Ты вновь спросила, не чувствую ли я себя обманутым, и я попытался понять, что я на самом деле к тебе испытываю, со всеми этими твоими кульбитами и пируэтами. Это совсем не простой вопрос, Мириам, и ответ тоже меняется, кувыркается и вращается во мне, никак не затвердевая в стойкое убеждение…
Но, если уж ты спросила, я подумал сейчас, что вместо ответа порекомендую тебе заглянуть в сборник «Род человеческий» (который мне тоже очень нравится). Есть там два снимка, на развороте, которые я люблю рассматривать: с одной стороны – студенты, слушающие лектора в каком-то университете. Его самого на снимке не видно. Взгляды студентов обращены к нему, сосредоточены на нем, видно, что его рассказ им интересен. Но на соседней странице перед нами предстают члены африканского племени, внемлющие старцу. Среди них есть дети и взрослые. Они совершенно голые, и он тоже. Его руки парят перед ними. И у всех присутствующих на лице застыло одно и то же выражение: они околдованы его чарами.
(Такого времени не существует.)
Хочу заключить с тобой сделку.
Это странная сделка, даже неловко о ней говорить, но ты – единственный человек, кому я могу раскрыть ее суть.
Это связано с Йохаем и с операцией, которая ему предстоит в январе. Я хочу отдать тебе половину своей удачи на время операции. Не смейся, ничего не говори! Я понимаю, что это звучит дико и глупо. Не обижусь, если отнесешься к этому как к талисману, суеверию. Но пожалуйста, пожалуйста, не отвергай мое предложение (если не поможет – то уж точно не повредит).
И вовсе не потому, что мне везет больше других. Но жизнь моя складывается более или менее сносно, и при всем том, что происходит у меня на работе (которая сама по себе меня раздражает), мне кажется, что в последние годы фортуна застыла ко мне лицом, улыбаясь немного перекошенной улыбкой. Должен признаться, я уже заключал эту сделку дважды: один раз с женщиной, которой предстояла тяжелая и опасная операция, второй – с женщиной, которая не могла забеременеть. И в обоих случаях все закончилось благополучно. Кстати говоря – обе эти женщины не знали, что я заключаю с ними сделку. В определенном смысле они были мне очень близки, но все же недостаточно близки, чтобы я мог рассказать им, что за штуку я проделал.
Эта транзакция потребует некоторых бюрократических процедур: мне нужно заранее знать точную дату, когда ты будешь нуждаться в моей удаче. И именно тогда начну направлять ее на тебя (то есть на Йохая), а в день операции вообще отложу все дела, «сниму» с себя свою удачу и всеми фибрами души «направлю» ее к нему на помощь (только ты должна написать мне, как долго после операции он будет нуждаться в этой моей «трансмиссии»).