И раз уж мы заговорили о новых неожиданных подробностях, позволь мне снять перед тобой мой клоунский колпак: что и говорить, на сей раз это был элегантно-убийственный нокаут — мне в голову бы не пришло, что мужчина, который был тогда с тобой, тот величественный идиот со свитером — не твой муж (а кто же он тогда? Он берёг тебя, как телохранитель. Как хозяин).
Ты меня совсем запутала. Спокойствие, с которым ты описываешь всех остальных мужчин в твоей жизни, одного за другим, — одного, с которым ты плаваешь, другого — художника из Бейт-Заита, который, как мне кажется, сильно в тебя влюблён, и слепого парня, с которым ты переписываешься с помощью азбуки Брайля (ты специально для него научилась?) Как ты для всех находишь время при такой загруженной неделе? А ведь ты ещё забыла упомянуть трёх учащихся ешивы, которые тайно занимаются с тобой раз в неделю… Напиши, как же всё-таки выглядит твой муж, чтоб я знал, какой тени с ножом в зубах мне нужно теперь опасаться.
Ладно, не сердись. Это всего лишь лёгкий укол протеста против того, что моя ошибка доставила тебе «маленькое щекочущее театральное удовольствие». И что тебе совсем не хотелось её исправлять…
Ты опять спросила, не чувствую ли я себя обманутым, и я попытался понять, что я на самом деле к тебе испытываю. Со всеми твоими круженьями и переворотами. Не простой вопрос, Мирьям, и ответ тоже меняется, кружится и переворачивается во мне, и всё никак не превратится в твёрдое убеждение…
Но, если хочешь знать, я подумал сейчас, что вместо ответа тебе стоит пойти и заглянуть в «The Family Of Man»[15] (который мне тоже очень нравится). Там есть два снимка, страница против страницы, которые я люблю рассматривать: с одной стороны — студенты, слушающие лектора в каком-то университете. Его самого не видно. Взгляды студентов обращены к нему и сосредоточенны — видно, что лекция по-настоящему им интересна. На соседней странице — африканское племя слушает старца, который им что-то рассказывает. Среди них есть дети и взрослые. Они голые, и он тоже. Он водит перед ними руками. И у всех у них одинаковое выражение лица: они околдованы.
Я хочу заключить с тобой сделку.
Это странная сделка, мне даже неудобно её описывать, но ты — единственный человек, кому я могу такое сказать.
Это связано с Йохаем и с операцией, которая ему предстоит в январе. Я хочу отдать тебе половину своего везения на время операции. Не смейся. Не говори ничего! Я понимаю, что это выглядит по-дурацки — можешь отнестись к этому как к талисману, суеверию, но пожалуйста, пожалуйста, не отталкивай моё предложение (если и не поможет — то уж не повредит).
И не потому, что я такой уж везунчик, но жизнь моя протекает более-менее нормально, и при всём том, что происходит со мной на работе (обыденно нервной), мне кажется, что в последние годы на лице фортуны, обращённом ко мне, застыла гримаса улыбки. Должен сказать, что я уже заключал эту «сделку» дважды: один раз с женщиной, которой предстояла тяжёлая и опасная операция, а второй — с женщиной, которая не могла забеременеть. В обоих случаях всё закончилось удачно. Естественно, обе эти женщины не знали, что я заключаю с ними сделку. Они были очень близки мне в определённом смысле, но недостаточно близки для того, чтобы я мог рассказать им, что я сделал.
Эта транзакция сопряжена со своеобразной бюрократической процедурой — мне нужно заранее точно знать, когда ты будешь нуждаться в моём везении. Я тогда начну направлять его на тебя (то есть, на Йохая), а в день операции я оставлю все дела, «сниму» с себя своё везение и буду «посылать» его к нему всеми своими силами (ты только напиши мне, какое время после операции он будет нуждаться в этой моей «настройке»).
Ты не должна волноваться обо мне в этот период. Да, в тот день, когда я его «снимаю» и два-три дня после того, со мной то и дело случаются мелкие неприятности в невероятном количестве (поразительно, как они тянутся со всех возможных сторон), но до сих пор это ограничивалось потерей ключей, проколотым колесом или внезапным визитом налогового инспектора. Но спустя очень короткое время везение вырастает заново (клянусь!), и по-моему, рост его только усиливается от того, что его время от времени сбривают.
Не отвечай. Не говори ни да, ни нет. Я сказал — ты услышала.
…Только сообщить, что мальчик, видимо, вернулся, чтобы остаться здесь.