Бубны боли

Смех твой, Майя, смех певучий;
Голос твой призывно-сладок;
Ослепляет лик твой жгучий,
Манит чарами загадок.

Но в плену твоих объятий –
В узах пламенных и тесных –
Я сгорая в муках крестных;
Множу призраки в тени,
Созидаю мир видений,
Позабыв слова заклятий.

1912.

«Дьяволятки голенькие, хилые…»

Дьяволятки голенькие, хилые
В полночь вылезли сквозь щели из подполья.
Это вы, мечты бескрылые,
Пали листьями безволья?

Ведьмы пляшут? ведьмы воют?
Это вихри, это листья шелестят.
Я плащом моим прикрою
Вас, дрожащих дьяволят.

И пока я жду рассвета –
Темен, слеп и духом нищий, –
Ваше тело будет тьмой моей согрето,
В слепоте моей найдете пищу.

Но когда в рассветный час склонюсь к пустынному оконцу,
Не мешайте мне в тиши молиться Солнцу.

1913.

«Зыбь пыльной пелены…»

Зыбь пыльной пелены.
Небо сочная полудыня.
Звезды семечки синие.

Режу небо щербатым ножом луны.
Опускаюсь в зарево травы.
Кушаю ломтики прохладной синевы.

1914. Май.

Амулет

На прощанье подарила
Мне свинцовую гориллу.
Черной лентой обезьянку обвязала
И сказала:
«Мой поэт,
Это будет амулет.
А когда… когда разрушится свинец,
Знай, настал конец»…

Долго я хранил заветный амулет.
Но однажды, в час заклятья,
Молвил: «Любишь или нет?»
И едва успел сказать я
Заповедные слова,
У гориллы отвалилась голова.

1913.

«Полночный час. Уснули звуки…»

Полночный час. Уснули звуки.
Заворожила тишина.
Недвижно небо. Даль мутна.
В окно струится звездный свет.

Тревожный стук. Мелькнули руки.
Мелькнул твой гибкий силуэт.
И занавесь зашелестела
У одинокого окна.

Твой белый лик на ткани зыбкой.
Безмолвный призрак. Призрак белый.
Глаза с укором иль улыбкой?

Безмолвно к призраку приник.
Лобзаю жадно белый лик.

1912.

Падение

Ковром коричневым пустыня
Цвела за мертвою рекою.
Тускнела ткань небесной сини.
Взметая розовую пыль,
Стада тянулись к водопою,
И стихли шорохи сухие.
Дремала нежная Рахиль
В своем шатре желтоузорном.
И плакала слепая Лия.
Упала ночь, как войлок черный.
Зажглись огни сторожевые.
Во тьме мятущейся возник
Передо мною мой Двойник.
Он жег меня дыханьем уст.
Ступнею острою вдавил
Мою ступню в прибрежный ил.
Позор паденья. Жгучесть боли.
Моих костей и лязг и хруст.
И всколыхнулись янтари
Тяжелой утренней зари.
Собрав остатки дерзкой воли,
Я снова мускулы напряг.
Но некий сумрачный слизняк
В моей груди затрепетал.
И голос предков, льстив и слаб,
Во мне рыдал:
«Люблю Тебя. Твой верный раб».

1914. Апрель.

«Поэты…»