Бубновый валет

– Тут во всей нашей с тобой истории одно из самых темных мест. – Башкатов снова принялся скрести пальцами по клеткам ковбойки, очевидно был растерян или находился в сомнениях. – Конечно, в основе – мое вранье. Но… Фантазии-то мои были взбудоражены возможностями вариантов реальности. Я уже стал смотреть на коллекцию Кочуй-Броделевича твоими глазами, и для меня и впрямь в ней начали мерещиться тайны…

– Ты сам взял на себя как раз коллекционеров, – напомнил я. – И что же ты разузнал? Что же увидел моими глазами?

– Ну виноват! Ничего не разузнал и ничего не увидел! – воскликнул Башкатов, его словно бы обидело или расстроило мое напоминание. – А хотел, хотел! Сам поверил в свою аферу. Но, увы, дела закрутили. Этот…

И большой палец Башкатова был направлен в потолок, где и пребывал теперь по отношению к солонкам Кочуй-Броделевича космос.

– Я и раньше, – сказал Башкатов, – был намерен объявить тебе о розыгрыше, с тобой все пошло как-то не так и без толку, но отчего-то жалко было прекращать затею, надежда на что-то яркое в ней еще несомненно жила. Детство, скажешь. Ну и думай как хочешь.

– Постой, – будто спохватился я. – Но из всего, и в особенности из эпизода со студентами Массальского, выходит, что К. В., Кирилл Валентинович Каширин, был в курсе происходившего…

– Естественно! А то как же. И ему свойственно чувство юмора.

– Я не удивлюсь, если теперь при твоем решении прекратить дело существенной была и его подсказка. У него ведь наверняка могли возникнуть неудобства.

– О подсказке умолчим. А неудобства, скажем, из-за расположения коллекции на его территории могли возникнуть. Но отчего ты не спрашиваешь: чтой-то вдруг К. В., узнав о жертве розыгрыша, согласился способствовать мне?

– Мне это неинтересно.

– Не лукавь, Куделин, не лукавь. Мне вот было интересно понять, с чегой-то такой мудрован, как К. В., стал проявлять к тебе внимание и будто бы опыт какой собрался поставить… А вот я-то при всей своей проницательности и оказался простаком и болваном. Тебя намеревался сделать им в глазах Цыганковой, конечно прежде всего Цыганковой, а сам не сообразил, как относится к Цыганковой достопочтенный Кирилл Валентинович.

– Король позабавился и только-то, – сказал я. И тут ж пожалел, что выговорил эти слова. Зачем мне?..

– Нет, Куделин, нет! – покачал головой Башкатов. – отношение Кирилла Валентиновича к Цыганковой вышло самым серьезным. Может, там и страсть была. Кирилл Валентинович – человек страстей.

– Страсть его, стало быть, пригасла?

– Очень может быть, что и не пригасла.

– И что же он за этой страстью не последовал?

– А ему нельзя! – воскликнул Башкатов. И даже привскочил в возбуждении, правую руку вбок выкинул, а ногами чуть ли не коленце с притопом сотворил:

– А ему не позволено! Нам с тобой позволено, а ему нет! Раз уж взялся следовать генеральной линией, то и следуй ею с соблюдением правил или сойди на полустанке!

– И что же, у таких, как он, нет выбора?

– Есть. Но сойти на полустанке К. В. не пожелал. Тем более что перед ним свеженький пример Мостового.

Мостовой ходил одним из главных молодежных идеологов, курировал нашу газету. Внук революционера и сподвижника, из сусловских птенцов, но по календарю – отчасти либерал, он готов был штурмовать заснеженные вершины. Но проявил легкомыслие и влюбился в известную актрису. И все шло у него хорошо, совет да любовь, жена Мостового, поплакав, согласилась на развод. Однако Мостовому было сказано: “А вам не позволено!” Может, в душе Мостовой был схож с героем легенд старухи Изергиль, обо всем забывавшем в присутствии красавицы Радды, но, поразмыслив, он отважился выказать благоразумие. Другое дело, очень скоро он запил, причем тяжело запил и тем самым благодетелей своих опять огорчил. Заснеженные вершины от него отдалились, вот-вот, поговаривают, Мостового направят в какой-нибудь академический институт, хорошо, если хоть оклад при этом сохранят.

– И насчет тебя, Куделин, – возбуждение Башкатова, для меня трудно объяснимое, прошло, он присел, – К. В. оказался, видимо, более проницательным, нежели я… Хотя и он по поводу тебя решительно заблуждался… Думаю, что ты подвернулся ему даже полезным и своевременным… Оправдывания своего, скажем, благоразумия он мог отыскать в тебе… Вернее, в отношениях Цыганковой к тебе…

– Страсти и благоразумия К. В. обсуждать не имею нужды, – резко сказал я.

– Извини, если это тебе неприятно… – пробормотал Башкатов.

– Слушай, Башкатов, – сказал я. – У тебя ведь в семье наверняка раскладывали пасьянсы?

– Ну и что? – спросил Башкатов.

– Бубновый валет… Он что значит? Или кто он по своей сути?

– С чего это ты вдруг? – удивился Башкатов. – Я вообще-то живу мимо карт… Знания у меня о них самые смутные… Бубновый валет… Вроде бы… Вроде бы плут и мошенник…

– Плут и мошенник… – кивнул я. – Скорее всего так оно и есть…

– А у актеров… Так… Темная карта. С ней можно все проиграть, но можно и побить тузов… И что-то я встречал у Даля… Если не с чего ходить, ходи с бубей… Что-то вроде того…

– Именно, именно… – бормотал я. – Если не с чего ходить, то можно и с…