Кузя с малолетства был карманником, а повзрослев, неожиданно проявил страсть к электротехнике, столь не свойственную его кругу. Всюду, где бы он ни находился, стремился раздобыть литературу по электричеству, проявляя невероятное усердие в учении. Скоро он настолько поднаторел в электротехнике, что его стали приглашать разбираться с электричеством как в государственные, так и в частные дома. Электричество тогда являлось редкостью, на которую могли раскошелиться только самые зажиточные граждане. В этом-то и был весь секрет его промысла. Где-нибудь через полгода, когда удобства цивилизации окончательно стирали воспоминания о толковом электрике, Кузя проникал в квартиру и без особых проблем выносил из нее все самое ценное.
Кузю жиганы любили.
Его ремесло было новое, во многом непонятное и приносило немалый приработок. А кроме того, по широте душевной он щедро делился награбленным.
Порой казалось, что в квартиру он проникал ради собственного удовольствия да еще из-за молодецкого куража.
— Здравствуй, дорогой мой друг! — мял Кузя в могучих руках плечи Кирьяна. — Я-то все «Вечерние известия Московского Совета» читаю…
— Там, где списки расстрелянных? — догадался Кирьян.
— Во-во! А там тебя нет. Значит, живой, думаю. А тут ты появляешься собственной персоной. Как же тебе удалось слинять?
В углу, покуривая папиросы, сидели три женщины. Самой старшей из них, маханше, было лет сорок, звали ее Варвара Степановна, именно она держала блатхату. В прежние времена она была маруха известного «ивана», сгинувшего где-то на Байкале. Однако девка не растерялась и после года одиночества завела собственное дело — привела с десяток девочек, которых, используя почасовой тариф, сдавала жиганам. Девки были деревенскими, ядреными, взращенными на молоке и масле, а потому пользовались немалым спросом, что позволяло числиться Варваре в зажиточных дамах.
Маханша и сама не была лишена очарования — пышные формы и блеск в глазах находили не одного почитателя. Имелся в этом некий жиганский шик — попользовать хозяйку притона.
Две другие были значительно моложе маханши, одной из них было лет двадцать пять, другой — от силы восемнадцать. Первая была очень грудастой, милое личико портили разве что пухлые, ярко накрашенные губы. В ее пристальном взгляде чувствовался опыт, да и внешне она была далеко не майский цвет — кожа на скулах слегка обветшала, покрывшись мелкими морщинками, и потеряла упругость, свойственную молодости. Другая совсем юная. Эдакий невинный птенчик, выпорхнувший из родительского гнезда. Плечи угловатые, худенькие, между пальцев зажата наполовину выкуренная папироса, и тонкий дымок кривой танцующей струйкой поднимался к потолку, где и рассеивался.
Но смотрела барышня зорко, будто опасалась какого-то подвоха.
Кирьян подошел к девушке.
— Как зовут тебя, крошка?
Растерянно улыбнувшись, барышня пискнула:
— Люся.
Чем-то эта девочка напомнила Фартовому Дарью.
— Узнаю Кирьяна, — воскликнул Кузя, — не успел порог переступить, как тотчас кралю охмурил. Мы тут копытами бьем, в грудь себя кулаками стучим, пытаемся девку за занавесочку затащить, а ему стоило войти, как девка сдалась. Кирьян, давай сначала с нами за встречу выпей. Эй, Степановна! Гони первач!
— Первач денег стоит.
— Не поскуплюсь, Степановна! Такой гость!
— Не надо, жиганы, — великодушно высказался Кирьян. — Я вас сам угощаю. Сегодня день у меня удачный. Вот тебе за постой, Степановна, — бросил он на стол пяток золотых монет. — Тащи все, что у тебя есть.
— Принесу, милые, здесь и на закусь хорошую хватит. — Варвара проворно смахнула со стола монеты.
Через минуту на белой скатерти стояла бутыль с первачом, мелко нарезанная селедочка с репчатым луком, икорка, насыпанная горкой в глубокую тарелку.
Все, как полагается!
— А барышня пить будет? — кивнул Кирьян на Люсю.
— Она у нас не пьет, — сердито сказала маханша. — Вот разве только наливочку.
Разлили самогон в стаканы.
— Ладно, будем живы!
Длинные пальцы Кирьяна обвили граненый стакан с мутноватым самогоном.
— По нынешним временам это не так уж и плохо.
Выпив горькую, жиганы от души крякнули. Сдержанно похвалили хозяйку за хлопоты и весело заработали челюстями, поедая выставленный на стол харч.
— Что дальше думаешь делать? — спросил Кузя.
— Не переживай, сидеть долго без дела не стану. Отдышусь немного и на дело. Вкусная жранина хороших денег требует, — посмотрел Фартовый на Варвару Степановну. — Ведь не в кредит же хавать, хозяйка-то заругает.
Разрумянившись от наливочки, маханша с нежностью посматривала на Кирьяна. Достаточно только дать бабе повод, и может завязаться трогательный роман, который обещает продлиться целую ночь. Людмила сидела рядом и крохотными глотками потягивала наливку. Юное неискушенное существо, по воле случая оказавшееся на блатной хате. А ведь только за одно знакомство с жиганами ее могут упрятать на кичу.
— Женщина она с пониманием, шибко ругаться не станет.
— Ты что-то хотел предложить?
Егор Копыто сидел рядом и, увлеченный трапезой, в разговор не вступал.
— Есть кое-что интересное, — неопределенно протянул Кузя.