БСФ. Том 5-й дополнительный. Параллели

— Да, теперь остается только одно, мы должны отважиться на слепое снигание, — завершил он свои выкладки. Потом он еще перелистал мои отчеты и заметил: — В общем, вы в своем понятном волнении забыли прижать правое ухо к стабилизирующему столбу… Да, теперь нам надо попробовать компенсировать ущерб подобной же ошибкой.

Его вечные: «Да, нам остается… Да, мы должны… Да, можно… Да, было бы лучше…» — давили на меня как кошмар. Но в конце концов это дело далеко не каждого — чихать ногой, так что я на все согласился, что он предлагал.

И вот я снова стою на коленях в сниго-камере, обвив руками столб и тщательно следя за тем, чтобы правым ухом не приблизиться к стабилизатору. Впервые я занял без осложнений место у прибора, не считая небольшого недомогания. Теперь у меня было состояние, как у пациента, которому дантист говорит: «Откройте рот, пожалуйста!»

Сначала снова появилась слониха, чтобы удобно устроиться на моем черепе. Затем пришел на свидание бегемот с излишками веса минимум в пять центнеров, мой позвоночник трещал, и я орал. Как и положено,

Когда люк открылся, я в первую очередь закричал, чтобы мне дали зеркало. Уже проинформированный дынеголовый на планете Альдебаран спешно притащил большую хромированную пластину и виновато спрятался за ней. Только ручки были видны справа и слева.

Сперва я заметил, что хромаю. Моя левая рука хлопала при каждом шаге о землю. Нос вместе с ботинком и находившейся в нем же ногой свисал с левого плеча.

Над моими дрожащими от ярости губами поблескивал обломанный ноготь большого пальца…

Последовавшее вслед за этим подснигание поменяло правую ногу на правую руку, так что из камеры я вынужден был ползти.

Затем я обнаружил в своей новой фигуре свое левое ухо около носа, а второй палец около левого виска.

Когда я в четвертый раз по-тюленьи выползал из камеры, мне пришлось собравшимся между тем большой толпой и озадаченно глазевшим альдебаранитам лишь с помощью предъявления своей визы растолковать, что я их горячо любимый земной гость, так как моя голова сидела на месте левой руки, в то время как шея переходила в руку с носом и ухом, а затем в ногу.

В довершение ко всему, вместо колен у меня были локти, в шее появилось колено, а между правым ухом и подбородком выставился палец.

Альдебараниты оживленно дебатировали, не должны ли они решиться на последний эксперимент, и спрашивали о моем мнении. Однако я не в состоянии был отвечать, так как мой рот нашел свое новое место на спине, на которой я весьма неловко лежал, потому что под лопатками торчали мои худые пятки.

Поэтому я только кивнул угрюмо головой, высовывавшейся из засученного рукава пиджака.

После последнего снигания — уже и не знаю, было это под- или надсниганием — я спешно собрал свои пожитки и собрался удирать. Моя голова снова находилась между плечами, руки, ноги, уши, рот, пальцы — все снова было на месте.

Что мне палец ноги, торчащий посреди лица! Меня ждало худшее! При очередном снигании мой вечно урчащий желудок мог поменяться с моим уже ненужным мозгом, что мне обеспечило бы пожизненную мигрень. Или мои волосы разместились бы между пальцами ног, где я больше всего чувствителен к щекотке, — да я и часа не прожил бы тогда!

После небольшой тренировки я бы научился бегать с носом на ноге, чтобы не заработать хроническое кровотечение, а менять ежедневно носки доставило бы не столь уж много затруднений.

Когда я проходил сквозь паспортное бюро и отдел виз, я слышал, как альдебараниг, который в начале моего отпуска первым меня встретил, приветствовал только что прибывшего крионида:

— О, дорогой гость! Сердечное добро пожаловать! Мы горды приветствовать у себя представителя вашего чудесного, неподражаемо прекрасного рода. Окажите же нам честь…

Я быстро отвернулся. Нет, то сравнение с «галактическими мадьярами» было оскорблением для действительно гостеприимных и искренних венгров, у которых я гарантированно провел бы свой следующий отпуск с самодельным вином и свежими булками.

Туда удобно долететь на самолете.

Никаких снигании и струтения.

Никаких хрустальных миров.

Правда, одно я должен был еще уладить на Альдебаране. Я купил моему соседу Реджинальду, неисправимому холостяку, альдебаранского домашнего робота. Должен же он тоже что-нибудь иметь от моего отпуска.

Когда спустя пять месяцев я вернулся после косметической операции и снова гордо нес свой шишковатый нос по нашему переулку, я проходил мимо двери Реджинальда,

Отчаянные стоны моего соседа вызвали у меня лукавую улыбку. Грубый неестественный голос перекрывал его стенание комплиментами. «О, все пересиливающее солнце человеческого духа, если бы я нижайше смел просить тебя приподнять твою совершенную ногу с твоего с богатым вкусом сделанного ковра, чтобы я веником, который твое универсальное предвидение выбрало с поразительной точностью из многообразия предлагаемых очистительных приборов…»

Кстати, Реджинальд больше не бывает у меня, к большому удовлетворению моего сиамского кота, снова переполненного чувством собственного достоинства.