Брызги шампанского

– Вон, дескать, фермер сколько оттяпал у общества земли под предлогом заботы о пенсионерах.

– Что ж общество о них не заботится?

– Возможностей нет.

– Значит, грош цена такому обществу.

– Не торопись оценивать. Цыплят по осени считают, – Семен Максимович побагровел. – Рэкет на тебя еще не наезжал?

– Наезжали новосибирские «качки», когда шашлычную открыл. Объяснил им, почем пуд крестьянской соли, успокоились.

– Смотри, как бы из Кузнецка не приехали. Там ребята покруче новосибирских. В случае отказа платить оброк, могут и, как они говорят, «замочить».

– Я недавно отличную двустволку купил. Всех вымогателей, конечно, не перестреляю, но уж одного-то успею на тот свет отправить.

– Зря, Богдан Афанасьевич, рискуешь.

– Ваш Володя любит говорить, кто, мол, не рискует, тот не пьет шампанского.

– Не слушай ты болтуна…

От этого разговора на душе Куделькина остался тяжелый осадок. Упоминание Гусяновым «двух медведей в одной берлоге» наводило на мысль, что Семен Максимович не смирился с утратой единоначалия в Раздольном и любыми путями будет стремиться взять былую власть в свои руки. Его намек на кузнецких ребят, которые могут «замочить», Богдан расценил как серьезное предупреждение. В том, что такое заявление небеспочвенно, он убедился, когда Володя устроил перед земляками демонстрацию снайперского карабина, а затем стал приезжать в родное село не один, как бывало раньше, а с «крутыми» дружками. Каждый его приезд сопровождался обильной выпивкой и наигранной бравадой. При встречах с Куделькиным он перестал безмерно радоваться, однако и показной агрессивности, как с другими земляками, не проявлял. В начале августа даже подсказал Богдану, что новое сиденье для трактора «Беларусь» лучше всего купить по дешевой цене в кузнецкой фирме «Кульбит», где он якобы работает дизелистом и может оказать протекцию.

За сиденьем Куделькин поехал с Андреем Удалым в своем «Москвиче». Володя встретил их панибратски. Был на удивление трезвым и вел себя так, будто является в «Кульбите» своим человеком. С одетыми в камуфляж парнями, которые неизвестно чем там занимались, он был на «ты», а немолодого в сатиновом халате то ли продавца, то ли завхоза называл запросто Рудольфом. Внешне неприметный Рудольф запомнился Куделькину свинцовым взглядом немигающих глаз с короткими, словно подпаленными ресницами. Это же заметил и Андрей. В пути, когда возвращались домой, он спросил Богдана:

– Тебе не показалось, что у Рудольфа взгляд профессионального убийцы?

– Мне не приходилось встречаться с убийцами, но глаза у него, действительно, как свинцовые пули, – ответил Богдан. – А ты откуда знаешь этих «профессионалов»?

– В армии у нас был прапорщик, зациклившийся на афганских событиях, точь-в-точь с такими же оловянными глазами. Бывало, как только выпьет, сразу начинал трепаться о загубленных им душманах.

– Трепачей всяких хватает.

– Конечно, но Рудольф смотрел на тебя так, будто хотел запомнить. Не специально ли Гусянов организовал эту встречу?

– Черт его знает.

– Надо бы тебе поостеречься.

– Может, и надо, но… – Куделькин вздохнул. – В таких делах чему бывать, того не миновать.

Последняя пятница августа выдалась для Куделькина напряженной. На луга стали съезжаться к открытию утиного сезона компании охотников, и Богдану пришлось весь день следить, чтобы они не устраивали ночевок с кострами вблизи стогов сена. В этот же день в Раздольное прикатил с другом Володя Гусянов, а у него, словно назло, сломался комбайн. Надо было срочно ехать в Новосибирск за шестерней, однако, помня прошлогодний пожар, Куделькин умышленно тянул время. Надеялся, что кузнецкие гости вот-вот уберутся из Раздольного. А те, засев в таверне, вроде и не собирались уезжать. Это настораживало и раздражало Богдана. С тревогой он ожидал от непредсказуемого Володи какой-нибудь каверзы. И не ошибся. В двенадцатом часу ночи, когда село погрузилось в плотные по-осеннему потемки, изрядно захмелевший Гусянов вдруг заявился к Куделькину. После неудавшегося разговора у комбайна с Андреем Удалым он подошел к Богдану и, явно нарываясь на конфликт, сказал:

– Добрый вечер, хозяин.

– Скорее, недобрая ночь, – раздраженно ответил Куделькин.

– Ты, кажись, сердишься?

– Нет, уточняю время суток.

– Пойдем ко мне в машину. Поговорить надо.

– О чем?

– У меня претензия к тебе есть.

– Какая?

– Зачем переманиваешь к себе Кешу Упадышева с Гриней Замотаевым?

– Кто такой бред придумал?

– Сами мужики сказали.

– Пусть не брешут пустое.

– Ну, это как посмотреть… Зря копаешь яму против моего батяни. Гляди, как бы самому урытым не оказаться.

– Угрожаешь?

– Предупреждаю, что жить тебе осталось всего ничего.

– Серьезно?

– Вован трепаться не любит.

Куделькин вздохнул:

– Вовик, ты мне осточертел со своими претензиями хуже горькой редьки. Иди проспись, тогда и потолкуем о твоих собутыльниках.

– Ты меня поил?

– Еще чего не хватало!

– А зачем попрекаешь?

– Затем, чтобы не болтал лишнее и не лез не в свое дело. С батяней мы без тебя разберемся.

– Много на себя берешь.

– Вовик, иди спать. Детское время уже кончилось.

– За ребенка меня считаешь?

– Ты и есть большой ребенок.