Брызги шампанского

Наблюдая за размеренными действиями деда Егора, Голубев обратил внимание на то, что картонные гильзы дед снаряжает бездымным порохом и очень мелкой дробью. На вопрос Славы – почему он не применяет дробь покрупнее? – Егор Захарович объяснил, мол, утка – птица не крупная. Самая подходящая для нее дробь пятого номера, обеспечивающая хорошую кучность и достаточную убойную силу. Повертев на ладони несколько дробинок, Слава незаметно положил их в карман.

Внезапно со стороны коттеджа Гусяновых послышался тихий металлический скрежет, и тут же, набирая скорость, к выезду из села устремился черный джип.

– Кажись, Семен Максимович покатил, – глянув в окно, удивленно проговорил дед Егор.

Голубев, не раздумывая, выбежал на улицу. Ажурные металлические ворота у «Белого дома» закрывала солидная пожилая дама в длинном коричневом платье.

– Анна Сергеевна! – машинально окликнул ее Слава. – Мне срочно надо с вами поговорить.

Женщина, дважды провернув, вытащила из замка большой ключ, исподлобья смерила Славу подозрительным взглядом и недовольно спросила:

– Ты кто такой?

– Сотрудник уголовного розыска.

– Ну и разыскивай, если что-то потерял. Я тебе не помощница.

Видя, что она намеревается уйти, Слава заторопился:

– Подождите, Анна Сергеевна, давайте хотя бы через решетку ворот поговорим.

– Я за решетку не собираюсь, – сердито обрубила женщина и, переваливаясь с боку на бок, размашистым по-мужски шагом удалилась во дворец.

«Ну, чудеса в решете! Гусяновы, кажется, меня боятся, как черт ладана. С чего бы вдруг такое?» – озадаченно подумал Голубев. Постояв, будто оплеванный, он вернулся к Егору Захаровичу. Дед Егор, узнав о несостоявшемся «интервью», удивился:

– Гляди-ка, с какой суровостью Анна Сергеевна тебя отбрила. По характеру она молчунья. Душевными разговорами никогда не увлекалась, однако и с таким хамством раньше не отвечала никому.

– Не заметили, в какую сторону умчался на своем джипе Семен Максимович? – спросил Слава.

– За таверной выехал на трассу и усвистел по направлению к Кузнецку.

Это еще больше озадачило Голубева. Он напряженно стал размышлять над загадочным поведением четы Гусяновых, но сколько ни бился, ни одной заслуживающей внимания мысли в голову так и не пришло. Оставалось единственное: дожидаться появления в Раздольном фермера Куделькина.

Глава IX

Куделькин приехал вскоре после обеда. Голубев встретился с ним сразу, как только он загнал «Москвича» в ограду дома. Визит сотрудника уголовного розыска Богдан воспринял равнодушно, словно это было для него обычным явлением. Попросил лишь немного подождать, пока отнесет привезенную шестерню к комбайну, у которого техничил Андрей Удалой. Вернувшись, предложил Славе сесть в тени веранды на старенький диванчик. Сам сел рядом. Пошарив по карманам, достал пачку сигарет «Родопи» и с наслаждением закурил.

Фермеру было около сорока лет. Крепко скроенной фигурой он походил на Андрея Удалого, но ростом был повыше. Темные глаза на загоревшем волевом лице смотрели устало. Волнистые с заметной проседью черные волосы зачесаны назад. Руки мозолистые, с узловатыми в суставах крупными пальцами и следами въевшегося в кожу машинного масла.

Когда Голубев рассказал о происшествии, Куделькин вроде бы встрепенулся. Хрипловатым, словно простуженным, голосом спросил:

– Где труп нашли?

– На вашем покосе, возле стога сена у сухой березы, – ответил Слава.

Богдан в сердцах стукнул кулаком себя по коленке:

– Ну, гуси-лебеди! Не мытьем, так катаньем хотят меня доконать.

– Имеете в виду Гусяновых? – уточнил Слава.

– Не только. И других злодеев хватает, – Куделькин несколько раз кряду затянулся сигаретой. – Не жизнь, а сплошная нервотрепка.

– Трудно дается фермерство?

– Дело не в трудности, а в непредсказуемости происходящего. Сейчас в России никто и ни за что не отвечает. Народные избранники в Думе без стыда и совести лоббируют собственные интересы. Исполнительная власть, понимаешь, похожа на спящую красавицу, изредка вскрикивающую во сне о незабвенной ВЧК времен Феликса Эдмундовича. Газеты захлебываются смакованием политического мордобоя и описанием жутких заказных убийств. А на государственном телевидении, блин горячий, вообще главная забота – прокладки «Олвэйз», с которыми Марина впервые познакомилась в прошлом году, и теперь бедовой девке сам черт не страшен.

Голубев, улыбнувшись, сразу посерьезнел:

– С прокладками, конечно, перебор. Однако насчет фермерства, насколько знаю, есть и Указ Президента, и правительственные постановления, и других документов уже много настряпано.

– Документов много, – согласился Куделькин. – Но на той кухне, где их стряпают, или старые плиты, или пьяные повара. Все испечено так, что господина чиновника ни с какой стороны не объедешь. Куда ни сунься, везде надо подмаслить, дать «на лапу». Не страна, а публичный дом с продажными госслужащими. Короче, сплошной бардак.

– Нельзя отождествлять эти два понятия, – с хитринкой подхватил Слава. – Публичный дом – это четкая организация, а бардак – неуправляемая система.

Куделькин усмехнулся:

– Хрен редьки не слаще…