Итог летних сражений на Сомме лучше всего подвел тот же Зайончковский: «Что же представляют собой два первых месяца сражений на Сомме? Неудачу, принимая во внимание собранные здесь силы, а в особенности могущественные технические средства и длительность подготовки. Углубление при таких условиях в неприятельский фронт на 3–8 км иначе как неудачей не назовешь. Сомма стала жертвой двуединого управления, жертвой уравнивания фронта по рубежам, вследствие чего французы упустили возможность использовать свой успех первого дня к югу от реки и так и замерзли здесь на этих первых достижениях». Одним словом, сражение на Сомме превратилось во второй Верден, только с обратным знаком. Безудержно атаковали союзники и успешно оборонялись германцы. Теперь уже на двух стратегических направлениях Западного фронта шло непрерывное и бессмысленное взаимоистребление живой силы. Подробно, убедительно, и главное, высокохудожественно, описали все это в своих подзабытых сейчас романах Роллан, Барбюс, Ремарк.
Продолжалась борьба и на других театрах войны. Балканский театр военных действий все лето пребывал в относительном затишье. Здесь более настойчиво говорили не пушки, а дипломаты. Союзники постепенно склоняли на свою сторону Румынию, а вот Греция более тяготела к Тройственному союзу. Под командованием генерала Саррайля на Салоникском фронте развернулись французские, английские, сербские и даже русские войска общей численностью более 300 тыс. штыков и сабель. Сил более чем достаточно для начала активных боевых действий, но фронт молчал. Позже западные историки будут оправдывать это наличием в тылу отмобилизованной греческой армии, способной якобы в любой момент перейти на сторону противника, свирепствовавшими эпидемиями и разногласиями между Саррайлем и Жоффром. Но за серьезный аргумент можно принять только греческую проблему. Да и та решилась очень быстро военно-политическими мерами и экономической блокадой. Греческий король немедленно отдал приказ о демобилизации армии. Так же пассивно вел себя и противник. Правда, в августе месяце болгары без согласования с Берлином и Веной атаковали позиции союзников. Но лучше бы они этого не делали. Захватив кавалерийским наскоком город Кавал, они тут же оказались накрыты огнем союзного флота, который за полчаса практически полностью истребил атакующих. Атака на сербскую дивизию на левом фланге у Флорины тоже провалилась с большими потерями. Людендорф с досадой заметит, что в этих ненужных боях было «сломлено невеликое болгарское мужество». Грустно читать, как уже тогда славянские страны воевали друг с другом под диктовку западных наставников да ещё терпели унижение!
Русские орудия были еще в тылу и стояли, скрытые майскими зеленеющими перелесками и черноствольными лиственными лесами, вдали от дорог. Уже давно было все приготовлено для пушек, зарядных ящиков, снарядов, расчета: ямы, ровики, землянки, укрытия, уже давно была налажена телефонная связь, все дистанции были подсчитаны, все цели изучены. Лишь за день до начала боя появилась на новых позициях русская артиллерия. Ни агентура германцев и австрийцев, ни налеты «Таубе» и «Альбатросов» ничего не могли обнаружить. Казалось, русский тыл жил спокойной, размеренной фронтовой жизнью. А по ночам, когда артиллерийский и пулеметный огонь смолкал, лихорадочно рыли окопы русские пехотинцы. Во многих местах окопы обеих сторон разделяли 150–120 шагов. Это расстояние можно было пробежать за 1–2 минуты. Наступление было подготовлено. Русская армия, на всем огромном протяжении Юго-западного фронта, медленно подтянулась к вражеской укрепленной линии и застыла в ожидании приказа ринуться в бой.
Германо-австрийское командование ничего не подозревало о готовящемся ударе. Начало операции подробно описано и самим Брусиловым, и во многих книгах. Так представлял его историк-русофил, профессор Владимир Мавродин: «В большом, неуютном кабинете начальника генерального штаба германской армии Фалькенгайна сидел главнокомандующий австро-венгерскими вооруженными силами Конрад-фон-Гетцендорф, только что вернувшийся из поездки по Восточному фронту. Все обстояло, казалось бы, наилучшим образом. Австрийские укрепленные линии были неприступны. Можно было перебросить несколько дивизий на итальянский фронт и довершить военный разгром Италии. “Вы твердо уверены, ваше превосходительство, что вам не грозит никакая опасность со стороны русских?” — спросил Фалькенгайн.
“Я уже сообщал вашему превосходительству, что русские не имеют в Галиции никаких шансов на успех. Они и не готовятся к активным действиям. Только для того, чтобы подвести тяжелую артиллерию, им понадобится не менее четырехшести недель. Русский медведь любит спать”, — с усмешкой ответил Конрад-фон-Гетцендорф.