А что же следует из нынешних речей в давно осмеянном духе «война до победного конца» и «большевики отказались от победы»? Им, значит, не надо было заключать Брестского мира, а безнадежно и тупо воевать или ждать, теряя земли до Пскова и дальше, пока Антанта с тыла добьет Германию, и тоже объявить себя победителями? Геополитический анекдот просто, так не бывает: русских признают победителями только тогда, когда они занимают Париж и берут Берлин! Да и Антанта выиграла войну благодаря тем же революциям в Германии и Австро-Венгрии.
Потому и устранился Брусилов, что понял: это — конец, хотя никогда не был пораженцем. Он, видевший, как бегут под Тарнополем без боя его войска, вдруг стал надеяться на созданную революционную армию. Ключевым и самым печальным моментом в послереволюционной биографии старого полководца стало инициированное им воззвание нескольких бывших генералов ко всем русским офицерам отдать свои силы служению Красной армии. Оно было составлено и опубликовано весной 1920 года, когда польская армия вторглась на Украину и в Белоруссию. Подпись Брусилова стояла первой и, вероятно, оказала влияние на многих офицеров, которые потом были расстреляны в Крыму по указанию фурии революции — Землячки. Поседевший генерал признавался, что под грузом таких обвинений он готов был наложить на себя руки, если бы не вера в Господа.
С другой стороны, видя наступление на молодую Республику Советов со всех сторон, понимал, что это не столько белое сопротивление, сколько вторжение интервентов, и только Красная армия представляла в тот момент реальную силу, способную противостоять этим агрессивным устремлениям. Дело большевиков и национальные задачи России совпали. Поэтому Брусилов уже не колеблясь использовал свой авторитет для воздействия на военных в духе склонения на службу советской власти. Это, ещё раз подчеркнём, произошло только в 1920 году, когда польский захват угрожал западнорусским землям, где и начинался Брусиловский прорыв.
Вместе с тем до конца жизни он не одобрял ни целей, ни методов построения казарменного коммунизма. Свидетельством этому, как я уже упоминал, стали написанные во время лечения в Карловых Варах в 1925 году и опубликованные за границей после его смерти, в 1932 году, мемуары. Они вызвали очередную волну политических инсинуаций в адрес прославленного полководца, причём с обеих сторон. В мемуарах Брусилов ведь отрицательно отзывается и о большевиках, и о белогвардейских вождях.
Вот весьма характерный и витиеватый портрет Брусилова пера профессора Е. Месснера, который размещён на сайте «Русская императорская армия»: «Известно, что генерал Алексеев, приступив к формированию Добровольческой армии, обратился к генералу Брусилову с просьбой слать в эту армию офицеров с севера. Брусилов обещал, но обещания не исполнил, потому что он ушел во время Гражданской войны в нейтральность, не ставши в строй белых, но и не заразившись совкарьеризмом от зигзагопогонных подло-авантюристов, как Гутор, Бонч-Бруевич и другие. Общеизвестно, что он вышел из этой нейтральности в 1920 г. и помог походу Тухачевского на Варшаву тем, что, по предложению или по приказанию Кремля, обратился с воззванием к офицерам на ленинской территории, приглашая их вступать в Красную армию для борьбы с внешним врагом. Этим он положил основание тому совпатриотизму, который возник на Родине нашей в 1942 г. и который расцвел в зарубежье в 1944–1946 гг. В противоположность презренным совкарьеристам, совпатриоты заслуживают скорее сожаления, чем осуждения: в совпатриотизме есть любовь к Родине, наивная вера в эволюцию коммунистической власти и затем трагическое разочарование, горестное сознание своей ошибки.
Зарубежье возненавидело Брусилова за его совпатриотизм и не хочет слышать о его полководческих заслугах. Но припоминается такой эпизод из “1793 года” Виктора Гюго: матрос плохо закрепил пушку на батарейной палубе и орудие стало во время качки метаться, грозя пробить борты корабля, но матрос, с опасностью для жизни, принайтовал пушку; за смелость ему дали медаль, за небрежность — виселицу. За совпатриотизм можно Брусилова осуждать, но его полководческие заслуги должно признавать. Впрочем, заслуги Брусилова-полководца не велики».
Вот так поворот! А у кого же тогда они были больше, профессор?
Неприязнь сквозит в любом описании, даже самом безобидном — биографическом: «Отцом генерала Брусилова был генерал, в возрасте 68 лет женившийся на девушке на 45 лет его моложе и приживший (подчёркнуто мной: прижил по-русски — значит, обрюхатил без брака и венчания. —