Читаем Брусилов полностью

Брусилов приказал штабу перейти в Ржешув, а сам решил остаться в Кросно до последнего момента.

Он знал, что служба связи не сумеет достаточно быстро наладить телеграфные линии по новым направлениям, а управлять войсками на больших расстояниях возможно только с помощью телеграфа.

Так генерал объяснил штабу причину своего рискованного намерения.

Объяснение это было правдой, но не полной правдой. Брусилову нужна была не только немедленная и постоянная связь с войсками, теснимыми противником, но необходимо было самому чувствовать себя в таком же трудном положении, в каком находилась его армия. Потребность эта, где-то глубоко заложенная в его сознании, пробуждалась всегда в ответственные минуты. Она шла не от чувства и еще менее от сентиментального стремления «претерпеть заодно с людьми», Она шла от ума, от долголетнего воинского опыта: «Человек в беде острее видит».

Брусилов вызвал к аппарату начальника штаба фронта Алексеева (2).

Он не стал сетовать на создавшиеся для армии, по вине главнокомандующего, тяжкие условия. Он не ссылался на свою правоту, даже не сообщил подробностей прорыва 12-го корпуса. Его обращение к начальнику штаба фронта звучало коротко: «Надо выходить из положения, Михаил Васильевич».

И Алексеев понял командующего армией. Он знал, что если Брусилов говорит, что «надо выходить из положения», то, значит, время не терпит и положение труднее трудного. Алексеев и без напоминания чувствовал свою вину: он не сомневался и раньше в правоте Брусилова, Он не одобрял распоряжений Иванова, но по слабости характера и по давней привычке подчиняться подписался под ними.

— Вы совершенно правы,— ответил он Брусилову.— Надо спасать положение. Я доложу обо всем Николаю Иудовичу. Третью армию мы отведем от Кракова... Действуйте сообразно вашему плану...

— Наконец-то!

Брусилов прищурил свои большие светлые глаза, затуманенные усталостью. Он сидел за столом над картой, подперев тонкими пальцами высокий лоб, как сидит шахматист, обдумывая игру. Решать надо точно и быстро. За его спиною переминался адъютант. Начальник оперативного отдела вторично напоминал, что пора ехать. Шоссе в ужасном состоянии, передвигаться в автомобиле невозможно, дорога от Кросно на Ржешув открыта для противника. Кавалерийская дивизия, вызванная для заслона, еще не прибыла. Между командующим армией и наступающими австрийцами преград не существует...

Генерал поднял голову. Взгляд его снова ясен и тверд. На губах мягкая улыбка.

— Попасть в плен я бы не хотел, само собою... Но меня тревожит участь двенадцатого корпуса... Командир доносит, что у него нет сведений о двенадцатой Сибирской дивизии, отступившей на Риманов. Терять управление армией в такую минуту нельзя. Мы останемся до утра здесь. До утра мы закончим переговоры. Утром я сам поеду к двенадцатому корпусу.— И, склонясь над картой, добавил, не оборачиваясь: — Я командовал им еще в мирное время... А его двенадцатую пехотную дивизию знаю с турецкой кампании. Молодцы! Молодым офицером мне пришлось воевать с ними плечо к плечу... И тогда, и в начале этой кампании дивизия показала отличные боевые качества... Теперь я ею недоволен...

Он смолк надолго, погруженный в работу.

Кто-то за его спиной открывал и закрывал двери, сквознячок похаживал по комнате, шуршал обоями, обдувал затылок. Стучал телеграф, начальник оперативного отдела вполголоса передавал распоряжения. Другой голос, более молодой, с трудом сдерживающий тревогу, отвечал:

— Но у нас всего лишь конвойная сотня и штабная рота охраны. Ведь это же на смех! Ведь если австрийская конница разнюхает,— командующий станет ее добычей...

Брусилов улыбнулся. Он слышал все, но это не мешало его работе. В далекие времена, в Кутаисе, мальчишкой, он так же всегда на юру и всегда в какой-нибудь самой неудобной позе готовил уроки. Привычки остаются... Увеличивается только чувство ответственности.

Брусилов встал. Он худ, по-кавалерийски чуть сутулится, в движениях легок, как птица в полете.

Приказы идут по проводам: кавалерийской дивизии форсированным маршем перейти на дорогу к Кросно — Ржешув, связать 12-й корпус с 24-м.

24-му корпусу перестроить фронт с запада на юг.

8-му корпусу форсированным маршем выйти через Тухов и Пильзно — Дембицу на дорогу Ржешув — Кросно в резерв командующего.

12-му корпусу в составе трех дивизий пехоты и одной дивизии конницы удерживать фланговую позицию на восток до Кросно—Риманов, прикрывая Перемышль.

От Радко-Дмитриева получен ответ; «По приказу главнокомандующего 3-я армия начинает отход от Кракова и ее 10-й корпус повертывает фронт на юг, западнее 24-го корпуса».

Все. Ход сделан. Корпуса и дивизии не деревянные пешки — это люди, тысячи людей. Их нужно видеть, их нужно слышать, с ними нужно говорить.

— Кажется, уже светает, Василий Николаевич,— произносит вслух Брусилов.

— Точно так, ваше высокопревосходительство. Уже семь часов. Вы не изволили ложиться... прикажете приготовить постель?

Перейти на страницу:

Похожие книги

Адмирал Советского Союза
Адмирал Советского Союза

Николай Герасимович Кузнецов – адмирал Флота Советского Союза, один из тех, кому мы обязаны победой в Великой Отечественной войне. В 1939 г., по личному указанию Сталина, 34-летний Кузнецов был назначен народным комиссаром ВМФ СССР. Во время войны он входил в Ставку Верховного Главнокомандования, оперативно и энергично руководил флотом. За свои выдающиеся заслуги Н.Г. Кузнецов получил высшее воинское звание на флоте и стал Героем Советского Союза.В своей книге Н.Г. Кузнецов рассказывает о своем боевом пути начиная от Гражданской войны в Испании до окончательного разгрома гитлеровской Германии и поражения милитаристской Японии. Оборона Ханко, Либавы, Таллина, Одессы, Севастополя, Москвы, Ленинграда, Сталинграда, крупнейшие операции флотов на Севере, Балтике и Черном море – все это есть в книге легендарного советского адмирала. Кроме того, он вспоминает о своих встречах с высшими государственными, партийными и военными руководителями СССР, рассказывает о методах и стиле работы И.В. Сталина, Г.К. Жукова и многих других известных деятелей своего времени.Воспоминания впервые выходят в полном виде, ранее они никогда не издавались под одной обложкой.

Николай Герасимович Кузнецов

Биографии и Мемуары
100 великих гениев
100 великих гениев

Существует много определений гениальности. Например, Ньютон полагал, что гениальность – это терпение мысли, сосредоточенной в известном направлении. Гёте считал, что отличительная черта гениальности – умение духа распознать, что ему на пользу. Кант говорил, что гениальность – это талант изобретения того, чему нельзя научиться. То есть гению дано открыть нечто неведомое. Автор книги Р.К. Баландин попытался дать свое определение гениальности и составить свой рассказ о наиболее прославленных гениях человечества.Принцип классификации в книге простой – персоналии располагаются по роду занятий (особо выделены универсальные гении). Автор рассматривает достижения великих созидателей, прежде всего, в сфере религии, философии, искусства, литературы и науки, то есть в тех областях духа, где наиболее полно проявились их творческие способности. Раздел «Неведомый гений» призван показать, как много замечательных творцов остаются безымянными и как мало нам известно о них.

Рудольф Константинович Баландин

Биографии и Мемуары
100 великих интриг
100 великих интриг

Нередко политические интриги становятся главными двигателями истории. Заговоры, покушения, провокации, аресты, казни, бунты и военные перевороты – все эти события могут составлять только часть одной, хитро спланированной, интриги, начинавшейся с короткой записки, вовремя произнесенной фразы или многозначительного молчания во время важной беседы царствующих особ и закончившейся грандиозным сломом целой эпохи.Суд над Сократом, заговор Катилины, Цезарь и Клеопатра, интриги Мессалины, мрачная слава Старца Горы, заговор Пацци, Варфоломеевская ночь, убийство Валленштейна, таинственная смерть Людвига Баварского, загадки Нюрнбергского процесса… Об этом и многом другом рассказывает очередная книга серии.

Виктор Николаевич Еремин

Биографии и Мемуары / История / Энциклопедии / Образование и наука / Словари и Энциклопедии