Бруклин

– Я так и полагал, – сказал мистер Браун. – Как бы там ни было, Марии очень понравилась работа, которую вы проделали на прошлой неделе с зарплатами, – впрочем, удивляться тут, разумеется, нечему, вы же сестра Роуз. А Роуз была олицетворением эффективности, нам очень ее не хватает.

– Она была для меня замечательным примером, – ответила Эйлиш.

– Пока у нас не закончится горячая пора, – продолжал мистер Браун, – нам будет некогда думать о том, как организовать работу нашего офиса, ясно, однако, что мы нуждаемся и в бухгалтере, и в ком-то знакомом с системой долгосрочного начисления заработной платы. Пока же могу сказать, что мы будем рады, если вы сможете и дальше заниматься зарплатами как наша приходящая сотрудница.

– Я скоро вернусь в Соединенные Штаты, – ответила Эйлиш.

– Ну да, разумеется, – сказал мистер Браун. – Однако мы с вами еще поговорим перед тем, как вы примете окончательное решение.

Эйлиш едва не сказала, что оно уже принято, но, поскольку из тона мистера Брауна следовало, что необходимости в дальнейшем обсуждении этой темы он не видит, решила, что и ответа ее мистер Браун не ждет. И потому просто встала. Он встал тоже, и проводил ее до двери, и попросил передать привет матери, и сдал Эйлиш на руки Марии Гетинг, которая вручила ей конверт с деньгами.

В тот вечер Эйлиш отправилась, как и обещала, к Нэнси, чтобы просмотреть список приглашенных на свадебный завтрак гостей и определить вместе с ней, как рассадить их за столом. И с некоторым недоумением рассказала подруге о своем разговоре с мистером Брауном.

– Два года назад, – сказала она, – он бы меня и увидеть не пожелал. Я знаю, Роуз спрашивала его, существует ли возможность дать мне работу, и он ответил: «Нет». Просто «нет» – и все.

– Ну, с тех пор многое переменилось.

– А Джим Фаррелл, похоже, считал два года назад в «Атенеуме», что ему следует игнорировать меня, хоть Джордж практически и попросил его потанцевать со мной.

– Ты изменилась, – ответила Нэнси. – Выглядишь иначе. Стала совсем другой – не для тех, кто тебя знает, но для жителей города, которые могут судить о тебе только по внешности.

– В чем же я изменилась?

– Ты повзрослела, посерьезнела. Одежда на тебе американская. И впечатление ты производишь совершенно другое. Джим прохода нам не дает просьбами подыскать повод, чтобы пойти куда-нибудь вместе с тобой.

Позже, когда Эйлиш с матерью пили перед сном чай, мать напомнила ей, что знала Фарреллов, хотя уже много лет как не была в их квартире над пабом.

– Снаружи это незаметно, – сказала она, – однако квартира у них – одна из лучших в городе. Две ее комнаты даже соединены двустворчатыми дверями, и, помню, в те времена было много разговоров о том, какие у них хоромы. Я слышала, отец и мать Джима перебираются в Гленбриен, откуда родом ее родители, в дом, оставленный ей теткой. Отец его большой лошадник, поклонник скачек и собирается разводить там лошадей, так мне говорили. А квартира перейдет к Джиму.

– Ему будет не хватать их, – сказала Эйлиш. – Они ведь работают в пабе, когда он куда-нибудь уезжает.

– Ну, я думаю, все произойдет постепенно, без большой спешки, – ответила мать.

Поднявшись к себе, Эйлиш обнаружила на кровати два письма от Тони и только тут почти с испугом вспомнила, что так и не написала ему. Закрыв дверь, она постояла посреди комнаты, глядя на надписанные рукой Тони конверты и думая о том, каким странно далеким кажется ей теперь все, что с ним связано. И не только это. Все, из чего состоял для нее Бруклин, казалось ей почти неосязаемым, утратившим какую-либо ценность, – ее комната в доме миссис Кео, например, экзамены, трамвай, которым она ездила из Бруклинского колледжа домой, танцы, квартира, где жил с родителями и тремя братьями Тони, торговый зал «Барточчис». Она перебирала все, словно пытаясь восстановить то, что еще несколько недель назад представлялось ей таким прочным, полным подробностей.

Эйлиш переложила письма на комод, велев себе написать Тони завтра вечером, после возвращения из Дублина. Она расскажет ему о приготовлениях к свадьбе Нэнси, о нарядах, которые они с матерью купят. Может быть, даже о разговоре с мистером Брауном, о том, как она сказала ему, что собирается вернуться в Бруклин. Напишет так, точно еще не получила двух этих писем, а сейчас вскрывать их не будет, прочтет после того, как закончит свое письмо.

Теперь осознание, что ей придется покинуть дом, снова ставший привычным, теплым, уютным, отправиться в Бруклин и долгое время не возвращаться сюда, пугало Эйлиш. Присаживаясь на край кровати, снимая туфли, ложась на спину, закидывая руки за голову, она все яснее понимала, что в последние дни старалась не думать об отъезде, о том, что ожидает ее в Америке.