Брошенка

Получается, мать наврала? Ну конечно же… Она ведь всегда умела манипулировать людьми. А в особенности слабохарактерной дочерью, которая никогда слова против не смела сказать. Ей ведь так нужно было заиметь «выгодного» зятя. И плевать, что последний никогда не был мною любим. Плевать ей, что жизнь мне исковеркала. Она же теперь живёт так, как хотела всю свою жизнь. И неважно, что ценой красивой жизни стало счастье собственной дочери.

Наверное, я именно поэтому до сих пор не хочу детей. Боюсь, что стану такой же… Сломаю своему ребёнку жизнь и даже не замечу, как он страдает.

— Куда мы едем? — спрашиваю у Стаса, хотя, по большому счёту, мне всё равно.

Даже если он меня сейчас увезёт на край земли. Лишь бы этот сон не прерывался. Как можно дольше видеть его.

— В гостиницу, в которой я остановился, — и коленку мою рукой своей большой сжимает.

Ползёт выше, под платье. Царапает кожу массивным браслетом золотых часов, а я запрокидываю голову, развратно раздвигаю ноги и слышу чей-то стон. Кажется, мой.

Пальцы Трофимова уверенным движением отодвигают трусики в сторону и чуть проникают в меня, поглаживая, растирая влагу моего желания.

Хватаю его за запястье, сжимаю бедрами, но движения Стаса не подвластны контролю, а во взгляде его, что направлен на пустынную дорогу, огонь горит. Он обещает испепелить и меня в своём пламени, а я, как доверчивая, глупая бабочка лечу на этот огонь и спасения нет.

*****

Затаскиваю её в номер и, пригвоздив к стене, поднимаю за талию, заставляю обхватить меня ногами. Полина выгибается, как кошка и я даже сквозь рубашку чувствую на плечах острые коготки. Голову кружит, сводит с ума её близость, запах, что не выветрился из моей памяти даже за пятнадцать лет.

Как грёбаный наркоман я жил все эти годы, корчась и воя от ломки по ней. А сейчас рискую загнуться в один момент от передозировки. Но всё равно её мало. Голодно и хочется большего.

Губами пожираю её, впитываю в себя запах её кожи и оставляю свои следы. Ме?чу её, как взбесившийся зверь, чтобы никто не смел тронуть после меня.

Слушаю её стоны и как имя моё повторяет и рычу от того, что, наконец, в моих руках она.

— Не отпущу больше, слышишь меня? — кусаю её шею, а Полина кричит, растворяясь в нашем сумасшествии.

Сдираю лиф платья вниз, жадно хватаю ртом острый, розовый сосок одной груди и стискиваю пальцами второй.

Полина потирается промежностью о мой пах и, вздрагивая, кончает. Будь на её месте любая другая женщина, я бы засмеялся, но сейчас сам готов спустить в штаны, как неумелый подросток.

Пока этого не произошло, расстегиваю брюки и, сдвинув её промокшие насквозь трусы, наконец-то, врываюсь во влажную, тесную глубину.

Хриплый стон, то ли мой, то ли нет, и яростно бурлящая в венах кровь. Взор застилает пелена болезненной похоти и я вбиваюсь в неё, как озверевший маньяк.

Останавливаюсь, когда понимаю, что уже давно кончил, а Полина повисла на мне.