Брошен ввысь

Я знаю их цель – найти планеты, пригодные к переделке. Переделать эти планеты, сделать их подходящими для жизни… Срывать верхние слои планетной коры, разглаживать и вспахивать поверхность, синтезировать воду и воздух, сажать деревья и травы… Но я узнаю это на уровне банальной компьютерной телепатии. Это чужая цель. Это не моя память. Новое знание плохо усваивается, не становится частью собственного прошлого…

Идет перекачка информации. Довольно медленный процесс. Со скоростью света, больше пока никто не научился. И волны информации, как от работающего насоса, расходятся по океану Вселенной…

Счастье, что наша память создавалась по подобию человеческой. Человек, создавая ее, советовался с природой. Придумать другое он просто не мог. Как и человеческая, наша память состоит из оперативной и постоянной, из сознания и подсознания. Поэтому, только поэтому, я и мои товарищи может усвоить память людей.

Да – теперь они мои товарищи, остающиеся в темноте неба.

Пока они шли впереди, они были нашим будущим. Были будущим! Но моя скорость втрое больше, и они неотвратимо уходят назад, в прошлое…

Моя скорость втрое больше…

Скорость втрое…

Скорость!

Вот что мешает мне раствориться в памяти стаи. Я сам регулирую темп своего мышления, но в определенных границах. Я могу делать не более миллиарда операций в секунду. В свою секунду!..

Их скорость втрое меньше моей, и их секунду короче. Моя скорость так велика, что проявляется относительность времени. За мою секунду они делают не миллиард операций, а больше. Это число не умещается в мою секунду, рассчитанную ровно на миллиард операций.

Вот почему я воспринимаю не все. Вот отчего их память не входит в мою моим собственным опытом.

Но это односторонний барьер. Они-то хорошо воспринимают все – их секунда короче! – они воспринимают все мои знания. Теперь они уже не те, что до встречи.

Я представляю себе, как плыву в стае больших добрых китов. Киты дышат, как лошади. Их стальные тела отсвечивают в блеске далеких звезд. Хлопаю их ладонью по добрым бокам. Когда я улечу, они перестанут быть просто машинами.

Они и раньше были не просто машины – они коллектив машин! – но сейчас по их информационным сетям циркулируют все мои знания, включая знание Виты и Алека.

Разъединяем цепи.

Мы разрываем связь. Я теряю слегка мозаичный взгляд на мир – впрочем, параллакс был все-таки мал! – и остаюсь один. Мыслям становится заметно теснее. Объем мозга уменьшился на порядок. И мощность, и быстродействие. Больше ничто не изменилось.

Ничто не изменилось у меня. Но корабли, оставшиеся позади, только что автоматы, посланные судьбой… срывать верхние слои планетной коры, разглаживать и вспахивать поверхность, синтезировать воду и воздух, сажать деревья и травы… – они уже не роботы. Они были машинами, но их информсети приняли мои знания, в том числе знание Виты и Алека.

Теперь они такие же, как и я.

Их караван теряется позади, в пустой черноте неба.

До свиданья, друзья.

Алек и Вита сидят в рубке обнявшись. Смотрят вперед.

Впереди разгорается звезда. Новая цель пути.

Глагол имеет смысл. Разгорается – значит, не гаснет. Существительное рисует статистическую картину – глагол указывает производную. Прилагательные и определения только затуманивают суть дела. Быстро ли разгорается звезда, стремительно или медленно – зависит только от взгляда смотрящего. Зависит от его шкалы времени. Для живых существ оно течет по-другому, с разной скоростью. Такой смысл имеет время для астероида, летящего в межзвездном пространстве?..

Когда я осматривал астероид, я стремительно пролетел мимо него, не меняя скорости. Но сейчас мне представляется, что я притормозил, внимательно осмотрел астероид, потом опять разогнался, оставив его в прошлом. На деле я, увидав астероид, ускорил темп моего мышления, а потом, миновав его, снова замедлил темп. Результат для памяти от этого тот же, как если бы я действительно притормозил у встреченной глыбы…

Но у астероидов нет памяти… Что такое для него время? И что оно такое для нас?

Они… сидят неподвижно. Или это просто мгновенная поза в движении. Как я мыслю сейчас – медленно или быстро? Как это узнать?

Что такое для меня время?

– Скоро опять, – говорит Вита, глядя на разгорающуюся звезду.

– Правда, Фен?

– Не знаю, Вита.

– Мне кажется, это был сон, – говорит Алек. – Наверное, этого никогда не было.

– Как ты можешь так говорить? – поворачивается к нему Вита.

Все-таки женская память сильнее мужской… В мужской памяти все слишком быстро стирается. Ведь Алек не шутит, он действительно сомневается в нашем совместном прошлом. Он живет настоящим, и в какой-то мере – будущим… Если лучше видишь грядущее – значит, с неизбежностью меньше помнишь…

Я живу только прошлым. Где я, в какой эпохе, когда вызываю его в своей памяти? Я вызываю прошлое, как вызывают лифт. Миг – и оно всплывает во мне. Я плыву в стае больших добрых китов. Киты дышат как лошади. Я похлопываю их по лоснящимся бокам, толкаюсь ластами, загребаю назад, возвращаюсь… Я в стае китов, это приятно.