Бросая вызов

Компаньонам удалось вовлечь в эту грандиозную тему организацию не совсем профильную, но солидную. Во всяком случае по названию. Внешность, однако оказалась обманчивой. Руководство этой организации хозяйствовало своевольно и попало на скамью подсудимых, а новое начало со строгостей и первым делом, как это часто практикуется, открестилось от наследия, не вникая. Под анафему подпало и оборудование для горизонтальной подземной проходки реактивными снарядами. Это оборудование могло стать ценной реликвией в истории грандиозных проектов нашего времени.

Зачем было это делать!

Все же зачем было уничтожать оборудование для экспериментов? Передали бы его другой организации! О том и ходатайствовали Циферов с Сенюковым. Они нашли нового заказчика, без амбиции и показухи. Получили согласие включить в план работ и уж готовы были видеть в инциденте счастливый поворот, как споткнулись о «бюрократическую подножку» (из рабочей тетради М. И. Циферова). «Мы согласны передать оборудование только тем, кто его нам поставил, и никому другому», — сказало начальство, вставшее на путь строгости. «Но той организации, которая вам его поставила, оно не нужно, и она его не берет, а согласна взять другая организация, чтобы продолжить тему», — втолковывали авторы. «Сказанное не повторяем дважды», — был ответ.

Оборудование не передали никому. Его потихоньку да втихомолку разукомплектовали — так, будто ничего и не было.

Нет, к ним персонально никто там ничего не имел, в ликвидации не было ни самодурства, ни мстительного умысла. Был автоматизм делопроизводства.

От этой новости друзья не сразу смогли успокоиться. Засиживались у Циферова допоздна. Однажды утром освежившись жесточайшей парилкой, Сенюков принял важное решение: писать Письмо. Это один из способов войти в состояние, когда нечего терять. За свою жизнь он написал два Письма. Оба возымели действие. Второе было на пятьсот слов и послано по телефону. Это будет третье. Но не сейчас. Сначала надо отдать должок. Иначе на Письмо не хватит сил. Оно хотя и короткое, а требует всей воли, всех нервов, сознания. Сначала он ляжет на операцию. Пустяковое дело, давно бы пора, организм просит, и он обещал. Тогда-то ведь и откладывают, когда просит, а не требует.

Он отправился перед тем за город. Лес, река — родное. Он и сейчас, шестидесяти с лишним лет, не многих знал, равных себе в речной и лесной умелости. Он и сейчас пройдет хорошим шагом десяток — другой километров, срубит дерево, проведет лодку на гибельных перекатах. Он и сейчас охотник, каких поискать. Эти кабинетные мужи скоро узнают, что он и организатор, не им чета, и боец.

Василий Михайлович имел дачу. Дом, участок были захламлены геологической утварью, образцами пород. Но хозяину этого недоставало. Он не мог развернуть здесь опыты, ради которых и обзаводился загородным хозяйством. Сенюков ставил задачу — воспроизвести в натуре процесс образования нефти. Кое-кому кое-что надо было показать, наконец, наглядно! Это был его отдых.

Поскольку дачный участок не подходил, Василии Михайлович по линии института получил специальный полигон на торфянистой местности, куда и ездил. Дача совсем одичала.

Почему он поехал туда в этот раз? Зачем ему встретился сосед — пышущий здоровьем верзила? Василий Михайлович, сопоставив свои скромные внешние данные с «настоящим мужчиной», вдруг по-мальчишески загорелся, вспыхнул соперничеством и ни для чего, а только себе самому напоказ, знай наших, подошел к разлапистому, свежевыкорчеванному пню, взял его за две лапы, приподнял и перенес в сторону. Еще не подняв, а только стронув тяжесть, он все узнал наперед, что с ним будет. Но поднял, перенес, аккуратно опустил на землю, медленно распрямился, медленно, без слов, удалился прочь.

На фоне беспрерывных похорон, которые в последнее время изматывали Циферова — все однолетки, однокашники, сослуживцы, — смерть Василия Михайловича поначалу прошла приглушенно. Но с каждым днем он ощущал эту утрату сильнее. Не мог облегчить ее и сын Владимир, как ни отрадно было, что он вошел в дело, уж и сам конструирует новые типы подземных ракет, изобретает… Со смертью Сенюкова потеряла опору та часть души изобретателя, которая больше всего нуждалась в сочувствии, в понимании. Теперь со своими замыслами глобального порядка он остался один. Михаил Иванович думал о себе и спрашивал, если б остался наедине с такой задачей не он, а его покойный друг, и представлял себе, что бы было, и грустно улыбался. Он так не сможет… Неужели не сможет?!

Но разве он не выслушивал терпеливо Реалиста? Не принимал на себя ушаты холодной воды? Не превозмог всех форм и степеней недоверия к своей Идее? К своему авторству? К поставленной перед собой жизненной цели?

Разве не перенес он непонимания со стороны близких и самых близких людей? И что же? А вот что:

Из журнала «Разведка и охрана недр», 1976, № 10. Л. И. Ровнин (министр геологии РСФСР), Г. И. Покровский (Военно-воздушная инженерная академия им. И. Е. Жуковского), И. А. Борисенков, А. Т. Ивашков (ИГРИ):